Так что же делать с моногородами? Выход прост как правда – градообразующие предприятия не должны останавливаться
Мы с коллегами вернулись из уральского моногорода, куда ездили с заданием двух министерств.
А перед моими глазами другой моногород, на нижней Волге, где рос и окончил школу, где трудились родители. В Ахтубинске градообразующее предприятие – лётно-испытательный центр Министерства обороны имени Чкалова. Центр получал экспериментальные образцы самолётов, никогда не отрывавшиеся от земли, а отдавал их в армию облётанными, с полным комплектом документации. Типичный работник предприятия – Плюшкин, лётчик-испытатель, дочь которого училась в нашем классе. Регулярно по долгу службы он падал в штопор. Для непосвящённых: даже на серийном самолёте это критический, смертоносный режим. Он выходил с утра на работу, вновь и вновь вводил необученную машину в штопор, а нападавшись за год, уходил в «медвежий» отпуск – на целых два месяца.
Моногорода не исключительны, а типичны для нашей страны, долгие годы они вызывали не жалость, а зависть. Все как один мои одноклассники поступили в столичные вузы (в среднем по стране в том году – 29%), трое из них – на Физтех, с ходу, без блата и репетиторов. Многие жёны лётчиков и инженеров заканчивали мед— и педвузы, потому в школах и больницах был высокий кадровый конкурс. Город жил целостным организмом: на земле и в небе все трудились рядом, знали друг друга и понимали, по будням было производственное товарищество, а по выходным – человеческое. Мы не знали проблем со смыслом жизни. Взрослые работали на переднем крае науки и технологии, отвечали за безопасность страны. С обрыва, где во взмахе застыло крыло Икара – памятник погибшим испытателям – открывался влекущий простор волжской поймы, вотчины рыболовов и охотников.
Первый удар по Ахтубинску нанёс не рынок, а пресловутый хрущёвский «волюнтаризм». Никите Сергеевичу из всей стратегической триады приглянулись именно ракеты, и за короткое время авиационная отрасль просела. Город как-то притих, реже слышались сейсмические удары самолётов, вспарывающих звуковой барьер. Но вскоре, благодаря вьетнамской войне, стала проясняться новая роль авиации в локальных конфликтах. Было принято авральное решение догнать и перегнать. Как водится, любой ценой. И мимо наших окон повезли вереницы гробов – хоронили испытателей…
Во второй раз Ахтубинск «упал» в начале 90−х. Десять лет прозябал без бюджета. А сегодня опять живёт.
«Проблема моногородов» превратно понята и поименована. Это как остеохондроз: болит не в том месте, где реальная проблема, ноет меж региональных рёбер – а проблема в федеральном позвоночнике. Компрессы, горчичники, уколы бесполезны, нарушения – в хребте и костном мозге национального хозяйства. Корень «проблемы моногородов» никакого отношения к самим городам не имеет.
В России происходит институциональная смена типа собственности. У каждого предприятия появляется частный хозяин. А регулирующие инстанции, системы проектного и программно-целевого управления новые большевики упразднили. Но такая экономика XIX века, нынче уместная разве что в сельве и саванне, рвёт в клочья длинные цепи производственной кооперации – столетие назад это разъяснил ещё Веблен. В лучшем случае цементный завод выпиливается из тела пикалёвского комбината и втыкается в простейшую кооперацию – цементный холдинг Гальчева. Что за дело ему теперь до заморочек со шламами из отходов нефелинового производства?
Мысль не в том, будто при социализме хорошо, а при капитализме плохо. Понятно, что приватизация мыслилась и как решение проблемы неэффективных производств. На длинных цепочках добавленной стоимости, простроенных вдоль цепей и сетей технологических переделов по производству сложного оборудования, нерентабельными гирями висли советские заводы-нахлебники. Была надежда, что новые хозяева станут экономить на издержках, наводить порядок. Но пикалёвский завод «в помойку превратили» уже при участии частной собственности…
Ожидания, что можно раскассировать ткань развитого хозяйственного организма до уровня клеток, а рынок сам заменит больные на здоровые и сошьёт всё на манер живой и мёртвой воды – из области ненаучной фантастики. Любой разрыв в сети поставщиков и потребителей промежуточных продуктов парализует целые цепочки предприятий подобно застрявшему трамваю. Новорусские проторговалась – а у целой отрасли чубы трещат.
В отчаянной попытке выжить многие предприятия перемкнули свои связи с распадающегося отечественного хозяйства на мировое. Но такая анархическая «глобализация второпях» принесла сверхзависимость от внешнего рынка – не только нефть тому виной. Здесь нехитрая разгадка того обстоятельства, что при кризисе мирового рынка мы падаем не просто вместе, но глубже него.
Так что же делать с моногородами? Предлагаемый рецепт простотой превосходит воровство: давайте уменьшать их зависимость от крупных предприятий… Уж не повредились ли мы коллективным разумом на почве кризиса? Вот и у автомобиля критическая зависимость от одного двигателя – давайте понаставим ещё запасных, маленьких. Да и сердце, кстати, одно.
Выход прост как правда. Если речь не идёт о естественной смерти производства – градообразующие предприятия не должны останавливаться. Здесь Родос российских преобразований. Здесь, а не в Нью-Сколково, востребованы главные инновации – управленческие, институциональные, нужны проектные технологии и стандарты, современные экономические инструменты. Проблема по плечу стране – только не стоит переваливать её на муниципалитеты с губерниями и бессонную, как Конвент, комиссию Шувалова.
Конечно, унылые бараки, облепившие забор индустриального монстра с чадными трубами, вереницы безработных, что тянутся через проходную после каждой модернизации – дань прошлому. Востребованы и малый бизнес, и муниципальное краеведение и гражданская активность. Но крупное, современное предприятие может быть благом, а не злом для поселения. Оно формирует критическую массу умных и энергичных людей, даёт корпоративный университет, новые технологии и стандарты управления, каналы транспорта и связи, внимание федерального центра, магнитом притягивает инвестиции и инновации. Такое предприятие – окно в современность, единица постиндустриальной экономики, сетевой узелок всемирности. Моногород – не диагноз, а привилегия.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии