18 Долг и жертва или долг и духовное обогащение?

После смерти родителей Варфоломей, не теряя времени, устремился за своей мечтой, избрав узкий путь подвига. Для этого надо было, по выражению агиографа, «утвердить свою душу и тело» (с. 306). Душу он утвердил на Учении Христа, а телесную крепость и немало практических знаний и навыков приобрел, занимаясь физическим трудом, особенно в годы, когда он, ухаживая за родителями и обеспечивая их жизнь в монастыре, несколько лет самостоятельно управлялся со всем хозяйством.

Варфоломей решил стать отшельником. Это решение анонимный агиограф одобряет, но переосмысливает его суть с помощью серии приуподоблений, из которых мы рассмотрим четыре, на наш взгляд, наиболее репрезентативные, два из Старого Завета и два из Нового. «И Давид рече: «Прилпе душа моа въслед Тебя, мене же приять десница Твоа»; и пакы «Се удалихся, бегая, и въдворихся въ пустыню, чаах Бога спасающаго мя». Оба стиха, взятые из 54-го и 62-го псалмов Давида, относятся к ситуации, когда Давид, спасаясь от врагов, жаждущих его погибели, скрылся от них в пустыне. Ситуация Варфоломея совершенно иная: он уходит из Радонежа не от врагов, а от таких же христиан, как и он, уходит не спасать свою жизнь, а совершить самоотверженный подвиг веры, который должен показать Руси, что Бог во всем помогает искренне верующим людям. Из Нового Завета взяты два приуподобления. Первое: «Изыдете от среды их, и отлучитеся, и нечистем мире не прикасайтеся». Агиограф эти слова из 2-го послания апост. Павла коринфянам почему-то приписал некоему пророку. Апостол Павел говорит о среде сторонников Велиара (Дьявола), о нечестивых и неверных Христу людях, а не о христианской среде; это ясно видно, если продолжить цитату: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? ...И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому, и Я приму вас» (2 Кор., 6:14, 15, 17). Следовательно, и третья цитата не подходит для мотивировки желания Варфоломея избрать монашеский путь в жизни.

Четвертое приуподобление строится на знаменитом изречении Христа (Лк, 14:26, 33): «Иже кто хощет въслед Мене итьти, аще не отречеться всех, яже суть в мире сем, не может быти Мой ученик». Эта цитата приведена агиографом не совсем точно: ее первая часть взята из той же 14-ой главы Евангелия от Луки, но из стихов 26 и 27, которые мы поэтому также приводим здесь полностью по Синодальному изданию 1912 г.: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а при том и самой жизни своей – тот не может быть Моим учеником; и кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником». Подобные по мысли (а иногда и буквально) изречения Христа есть и в Евангелии от Матфея (10:34-39). В одном, но очень существенном отношении, записи Матфея лучше записей Луки: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». Лука ставит вопрос чрезмерно жестко: кто хочет быть учеником Христа, тот прежде должен возненавидеть своих самых близких людей. Но такое условие не соответствует духу Учения Христа, Учения любви к людям. Матфей же ставит вопрос в соответствии с заповедями Христа: любовь к Богу на первом месте, а к людям – на втором. Любовь к ближнему не заменяется у Матфея ненавистью к нему и не входит в противоречие с заповедью Христа о почитании родителей. Конечно, к Варфоломею больше подошло бы изречение Христа из евангелия от Матфея: ведь сам Варфоломей любил и своих родителей, и свою мечту об иноческом служении Богу, совмещая в сердце и то, и другое под знаком всеобнимающей любви к Богу. Однако анонимный агиограф, судя по избранным и отредактированным им приуподоблениям, такое совмещение не принял. Ему было ближе и понятнее противопоставление служения Богу служению людям. Поэтому агиограф избрал для цитирования евангелие от Луки, несколько смягчив его жесткость путем целенаправленной контаминации двух стихов. По «Похвальному слову» Епифания мы видим, что он считает великим подвигом Сергия совмещение любви к Богу с любовью к людям. Эта же особенность Сергиевой души с большой силой утверждается всей его жизнью. Однако Аноним создает иной образ святого Сергия, который будто бы устремился к полному уходу от мира, к разрыву с жизнью людей. Чтобы авторитетно подтвердить это, Аноним снова прибегает к изменению смысла цитат из Библии как привычным способом их усечения, так и способом произвольного объединения различных библейских стихов. Только таким образом смог Аноним совместить отредактированные стихи с образом Варфоломея и «доказать», будто он видел истинное служение Богу лишь как противопоставление себя миру и всему мирскому.

В тексте «Жития», отредактированном анонимным агиографом, все же сохранились следы истинно епифаниевской оценки поведения Варфоломея. Агиограф одними и теми же словами («сокровище многоценное») охарактеризовал как чувство Варфоломея от скорбной потери родителей («с большими почестями предал их могиле, засыпав землей как некое сокровище многоценное» – с. 306), так и радостное чувство возвращения домой после похорон и сорокадневного «украшения» памяти родителей «панихидами, литургиями, своими молитвами, милостынями и кормлением нищих» (с. 306): «И ушел в дом свой, радуясь душою и сердцем, словно он приобрел некое сокровище многоценное, наполненное богатством духовным. Сам же преподобный юноша очень хотел жить монахом. После смерти родителей он пришел в свой дом и начал освобождаться от житейских забот мира сего» (с. 306). Сопоставив обе цитаты, мы замечаем в них явную аллюзию с известным изречением Христа: «...где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф., 6:21, Лк., 12:34). Аноним вплотную подводит читателя к вопросу, где же сердце Варфоломея: живет ли оно любовью к умершим родителям или оно живет радостью от того, что их смерть освободила его от забот о них? Аноним подсказывает читателю ответ тем, что душу юноша вкладывает только в чувство радости от окончания многолетних забот по уходу за родителями. Но что в этом чувстве главное, что именно оценивается как сокровище многоценное? И тут Аноним не оставляет читателя без своего руководства. Легкое противопоставление «сам же...» показывает, будто сознание Варфоломея было во власти антитезы «мирское – иноческое» и будто его истинное сокровище было вне мира сего, вне совмещения прежней жизни с мечтой Варфоломея, которую анонимный агиограф пытается замкнуть в пределах отшельничества. В чем видел свой подвиг служения Богу сам Варфоломей, мы узнаем в дальнейшем. Но одно стало ясно уже сейчас: служение Богу он не отрывал от служения ближнему. И это Варфоломей доказал безусловно, с любовью ухаживая за больными родителями в течение нескольких лет. Такое отношение к родителям не было ни нормой, ни идеалом монашеского служения Богу. Поэтому Аноним и старается всячески умалить мужественный поступок Варфоломея, отложившего на неопределенное время свой уход в монахи из-за любви к родителям, ради ее утверждения в мире. Это было подлинным многолетним испытанием его души и характера. И он с честью выдержал экзамен на духовно-нравственную зрелость, проявив за эти годы такие качества, как трудолюбие, ответственность, терпение, самодисциплина, целеустремленность, глубокое понимание Учения Христа. Тем самым Варфоломей подтвердил и закрепил благословение на подвиг, данное ему Вестником.