Адмиралтейские верфи» — завод, окруженный дворцами и храмами. Сквозь башенные краны лучится игла Петропавловской. Над рубкой громадного, застывшего на стапелях танкера золотится яйцо Исаакиевского собора. Ручьи электросварки стекают в Финский залив. Завод угнездился на островах в устьях Невы и Фонтанки. С мостами с грифонами, львами, гранитными беседками соседствуют эллинги, листы и рулоны стали, коричневые туши «заложенных» кораблей, похожих на гигантских, выброшенных на берег китов. Цеха, конторы, подъездные пути, — то старинный ампир, почернелый, столетней давности кирпич, то современные пролеты, — сталь и бетон. И снова крохотный, почти петровских времен особнячок. Кажется, вот здесь ступал ботфорт царя. Здесь «великий бомбардир» отесывал шпангоут яхты «Святая Екатерина». Всаживал кованый гвоздь в борт фрегата «Полтава». Пил шампанское, когда плюхались в воду очередные скампавея, бот или прама. Отсюда в ветряную Балтику уходила эскадра русских весельных галер, окруживших шведский флот под Гангутом, превративших армаду шведов в смоляной пылающий факел. Битва при Гангуте — «морская Полтава» Петра.
В «Первой русской Империи», в Киевской и Новгородской Руси, плавали на ладьях «из варяг в греки», пересекая на дубовых лодках Черное море. Во «Второй Империи», во времена московского царства, шли по рекам, где водой, а где волоком, груженные товарами барки, и дощатые шнеки поморов смело сновали во льдах. Но не было российского флота. Лишь «Третья Империя» Петра рванулась в море под парусами больших кораблей.
Адмиралтейский завод три века неустанно строит флот для России. Сам является ковчегом русской истории, плывущим сквозь взлеты и катастрофы, ослепительные победы и провалы в бездну. Ковчег, на котором множество поколений русских людей, меняя топор на сварочный аппарат, чертежную доску на компьютер, строили золотистые, пахнущие смолой и дубом галеры, могучие, с кипящими реакторами атомоходы, направляя корабль Государства Российского в океан мировой истории. Эпохи и царствования стыковались здесь, как стыкуются секции супертанкера. Там, где проходил исторический разрыв, образовывалась трещина исторической травмы, там действовала воля, труд, вдохновение русских людей, — сваривали разрывы истории, скрепляли огненным швом кромки «распавшихся времен». Завод сотворяет не просто корабли различных проектов и классов. Он сотворяет «Проект русской истории» в ее нерасторжимом единстве.
Заготовительный цех, — по рольгангам плывут листы калиброванной стали, тяжкие, шоколадно-коричневые. Словно выкроены из шкуры гигантского зверя. Слабо подрагивают. Изделие «Северстали», — остывшее варево, хранящее память о расплавленных бессчетных машинах, исчезнувших лодках и кораблях, чьи отслужившие, изъеденные морем тела растаяли в чавкающем чреве мартена. Смотрю на стальные листы, напоминающие страницы огромной книги, где записана скрижаль русского морского завета, начертана хартия великих сражений, запечатлена геральдика героических кораблей, выведены поминальные списки героев. Рабочие в касках и фирменных робах наносят невидимые письмена. Бережно чистят, скоблят. Омывают водой, отскребают коросту и ржавчину. Сушат в печах, покрывая тончайшей нежной краской. Плита еще не превратилась в бортовину корабля, не стала фрагментом палубы. Трепещет в предчувствии огня и удара. От нее исходит запах железа, тончайших лаков, — аромат будущего металлического существа, устремленного в океан.
«Петровский» флот, «елизаветинский», «екатерининский». Шестидесяти- восьмидесяти- стопушечные корабли. Их имена, как строки священного писания — «Святой Николай», «Святой Андрей Первозванный», «Иоанн Златоуст», «Святая Екатерина». Империя расширялась флотом, богатела мастерами и корабелами, обретала элиту адмиралов и флотоводцев. Корабли Петербурга плыли во все концы Балтики, достигали Средиземного моря. Парусная эскадра Спиридова вступила в бой с турецкой эскадрой в Хиосском проливе. Русский флагман «Евстафий Плакида» пошел на сближение с турецким фрегатом «Реал-Мустафа», расшибая «турка» из бортовых орудий. Пылающая мачта врага рухнула на палубу «Евстафия», и оба погибли от взрывов. Через день весь турецкий флот, укрывшийся в Чесменской бухте, был начисто уничтожен.
Здесь, на заводе, среди суровых корпусов и деловитых бригад, строящихся кораблей и судовых испытаний чувствуется вековечное, вмененное народу дело, — сотворение невиданного государства среди трех океанов. Растянутое на тысячелетие «Общее дело», куда вовлекались поколения, династии и сословия, встречаясь в соборном «делании», — кораблей, монастырей и дворцов. Сражались, страдали, погружались в провалы истории и вновь возносились к вершинам величия. Завод — непрерывная заповедь одного поколения другому, одних мастеров другим, одних безвестных умельцев, украшавших деревянный фрегат золоченой статуей витязя, другим, приваривающим на нос броненосца красную большевистскую звезду.
Друг, побывай на «Адмиралтейских верфях» — и ты почувствуешь сердцем пульс Государства Российского.
Изготовление деталей — фонтаны искр, струи раскаленного газа, глухие удары, тягучие гулы металла. Над листами стали, вооруженные автогеном, орудуюют мастера, — защитные очки, голубые лезвия газа. Как портные, кроят листы, вытачивают овалы, круги, сложные прорези. Будто выкраивают камзол для великана, который просунет руки в стальные рукава, облечет могучее тело в покровы железных одежд. Листы выдавливают, гнут, превращают плоскость в полуцилиндр, полусферу. В изгибах металла угадывается будущий шпангоут, бортовая крепь, обшивка корабельного днища. Сотворяется скелет корабля, его ребра, берцовые кости, железное мясо, мускулы. Еще невидим будущий облик, невнятен замысел творца, который выстроит во всей красе корабельное тело, — наполнит множеством органов, наделит способностью видеть и слышать, мощно плыть в океанской стихии. Множество упорных терпеливых людей прикладывают лекала, подносят микрометры, сверяют параболы и гиперболы стали с электронными, начертанными компьютером лекалами. Но и в этих стальных, со следами сварки изгибах, в оплавленных и отточенных кромках уже чудятся удары соленых волн, давления льдов, орнаменты разноцветных полярных созвездий.
Менялись на троне цари. В Петербурге возносились дворцы, появлялись величавые храмы. Сокровищницы полнились картинами великих художников. Корабельный завод возводил новые эллинги, обрастал мастерскими, кузницами, «чертежными» палатами. Расширялся вдоль невского берега, отвоевывая пространство для спуска новых кораблей. Самый большой деревянный стодвадцатипушечный парусник «Россия» в царствование Николая Первого пышно завершал эру парусных линейных кораблей. Их сменяли корабли с паровыми машинами. Первый на Балтике пароходофрегат «Богатырь» с гребными колесами, вслед за ним «Храбрый» и «Смелый» пополнили семью пароходов, развесив дымы над Финским заливом. На смену «колесникам» пришли парусно-винтовые суда с гребным винтом в качестве движителя. В Крымской компании под ядрами дальнобойных английских орудий, среди чужеземных скоростных пароходов кончалась эра российского парусного флота. Затопленные по приказу Нахимова на входе в Севастопольскую бухту, корабли Адмиралтейства остриями мачт, золочеными деревянными статуями продолжали воевать под водой, оставаясь на той зыбкой исторической грани, где невозможно отличить «пораженье от победы».
«Общее дело» — создание российского флота, сотворение великой русской цивилизации, — рождало своих героев и мучеников, великих царей и сттратегов, инженеров и мастеров, флотоводцев и художников. Корабли адмиралтейских верфей, погибшие в севастопольской бухте, — это бессмертные адмиралы Нахимов, Корнилов, Истомин. Писатель Лев Толстой с непревзойденными «Севастопольскими рассказами». Великий дипломат, друг Пушкина князь Горчаков, сопровождавший корабль русской государственности по мелководью истории. Элита России, во все века возникавшая среди сражений и строек.
Эллинги, похожие на каменные стойла, в каждом из которых ворочается железный хрипящий зверь. Здесь строятся секции будущего танкера, — десяток отдельных элементов, собираемых из балок, опор, перемычек, обшиваемых стальными листами, начиняемых трубами, фланцами, гнутыми переборками. Колючие звезды сварки. Бенгальские огни шлифовки. Голубые ручьи газовой резки. Защитные щитки, каски, фирменные робы с надписью «Адмиралтейские верфи». Каждое огненное прикосновение, каждый удар молота, искрящая звезда шлифмашинки — и мертвая сталь наполняется теплом, смыслом, живыми людскими калориями. Сквозь железный туман просматривается корабельный нос. Сквозь дым и окалину проступает корма. Там сварщики вкалывают шипящие электроды в корабельную рубку. Там проволакивают внутрь связки тяжелых труб. Когда-то я видел, как чукчи, выловив из океана кита, расчленяли его на отдельные голову, тулово, хвост. Рассекали на сочные, с торчащими ребрами, куски. Выволакивали сочные связки кишок, горячие сгустки печени. Здесь же железного кита собирают, — отдельно строят его заостренную башку, оконечность длинного туловища с черной дырой для будущего вала, на котором засверкает золотой трилистник винта. Рабочие строят корабль. Их думы — о заработках, о детях, о домашних заботах. Ворчат на начальство, ропщут на власть. Но сверх того, всеобщее безымянное чувство, они создают гигантскую, осмысленную машину. Великолепное изделие, в котором тайно присутствует кромка северной тундры, серебряные баки хранилищ, черная магма нефти, заморские страны, жадно ждущие русское топливо. Труд рабочих таинственно сочетает их с потоками нефти и океанских течений. Их омывают потоки финансов и информации. Они движутся в потоках современной истории, в которую снова, после всех потрясений, вплывает Россия.
Катастрофа Крымской войны и потеря флота побудила царя расширить петербургский завод. Повсюду задышали паровые машины, закачались тяжелые краны, застучали кузнечные молоты, закипела сталь. Завод спускал на воду десятки кораблей, одетых в броню, — двухтрубные фрегаты и канонерки, скоростные броненосцы и крейсеры. Их имена, как колокольные звоны, отзываются в наших сердцах: «Полтава», «Диана», «Севастополь», «Петропавловск», «Бородино», «Орел». Среди них — легендарный крейсер «Аврора». Корабли, сияя сталью, стекленея над трубами воздухом, в золоте двуглавых орлов, с молодцеватым лихим экипажем, с блистательным офицерством — еще не ведали своей злой доли. Многие из них погибнут в Цусимском сражении. Иные взорвутся на рейде Порт-Артура. Иные, уцелев, с тысячами пробоин, попадут к неприятелю. «Аврора» — мистический корабль России. Участник Цусимы, он был последним кораблем гибнущей царской династии. Вместе с ним в безбрежные воды, чтобы уже не вернуться, отплывала «Третья Империя». Он был первым кораблем рождавшейся «Четвертой Империи». С Невы, в соседстве с Адмиралтейским заводом, прострелил из пушки весь «красный» ХХ век.
«Адмиралтейские верфи» вместе с кораблями рождали поколения русских героев. Пассионарии, — механики и инженеры, матросы и флотоводцы, — они сражались за морские границы страны, выхватывая из пучин драгоценное сокровище — Государство Российское. Оно меняло имя и флаг, — не меняло глубинные основы священной русской цивилизации.
Встань на молитву в крохотной заводской часовне с голубым куполком, где поименовано 129 кораблей, погибших в «японской компании». И ты услышишь поминальный псалом и вальс «На сопках Манчжурии».
На главном сборочном стапеле громоздится танкер, — длиннющий, огромный, кормой к Неве. Весь покрыт колючим чехлом «лесов». В игольчатом ворохе, сквозь который не виден контур. Только непомерность, огромность, тупая тяжесть. Если приглядеться, — в этом колючем кожухе, на разных высотах, в разных уровнях идет непрерывное шевеление, неустанное движение людей. Огоньки, красные нарывчики сварки, голубые водопады огня, рыжие косы пламени. Весь корабль, внутри и снаружи, словно муравейник, где множество живых существ несут, вживляют, сращивают, наполняют корабль веществом. Грубыми толстенными трубами, хрупкими приборами, стеклянными циферблатами, драгоценными сплавами, золотом, пластмассами. Так строили Исаакиевский собор, начиняя бесценными сокровищами. Так возводили Вавилонскую башню, дерзая коснуться Бога. Так конструировали «Ноев Ковчег», собирая в него все, что составляло одухотворенную и неодухотворенную жизнь. Танкер, шершавый, грязно-коричневый, с синими шрамами сваренных швов. Но, в нем уже дышит тяжеловесное изящество грандиозной совершенной машины, чьи формы соответствуют прецизионным расчетам, чьи швы рассчитаны на океанские штормы, чье оборудование собрано со всей России. Громадный корабль — результат бессчетных открытий, гениальных изобретений. Он — кладезь познаний о металлах и электромагнитных волнах, компьютерах и новейших дизелях. Собрал в себя представления ныне живущих людей об океанском дне и небесных созвездиях, о месторождениях нефти и цивилизациях Европы, Китая, Америки, вожделенно алкающих русскую нефть. Но помимо всего в нем присутствует что-то еще, безымянное, — быть может, упрямая вера строителей в то, что Россия, после долгого обморока, потеряв на переломе эпох множество сил и умений, вновь способна стоить громадные механизмы, воодушевлять своих сыновей на великие труды и свершенья. Занимает свое место на пьедестале великих держав. Место «Пятой Империи», — великой «машины пространств» из десяти часовых поясов, построенной народом среди трех океанов.
Революция и Гражданская война сломали хребет стране. «Россия во мгле». «Народ во мгле». «Адмиралтейский завод во мгле». Остывшие кузницы. Опустевшие стапели. На эллингах — руины недостроенных кораблей. Как в платоновском «Рождении мастера», медленно воскресали убитые машины. Оживали омертвелые от ужасов души. Осторожно, робко просыпался завод. Не мечтали о грандиозных линкорах. Не брались за броненосцы и крейсеры. Горстками созывали рабочих, разыскивали разбежавшихся инженеров. Получали от «красных комиссаров» первые заказы для народного хозяйства. Тихоходные буксиры. Мелководные баржи. Рефрижераторы и лесовозы. Небольшие ледоколы и гидрографические суда. Их названия — «Клара Цеткин», «Пятилетка», «Волголес», «Севзаплес» — сродни «продразверстке», «совнаркому», «ГОЭЛРО».
Наконец, очнувшийся после всех затоплений и мятежей, «красный» военно-морской флот заказывает заводу шестьдесят торпедных катеров, чьи стремительные корпуса создаются из алюминия. Арктика зовет первопроходцев, и завод изготавливает уникальную летающую лодку, — дальний арктический разведчик. Крепнущий флот «спускает» на ленинградский завод новый заказ, — первую партию подводных лодок. Их строили с азартом, сразу для трех флотов, — на Тихий океан и на Черное море их везли по железной дороге в разобранном виде, монтируя во Владивостоке и Севастополе.
Боевые корабли и гражданские суда один за другими спускались в невские воды, а страну трясло, лихорадило. «Советская цивилизация» рождалась в корчах и муках. Трудовой коллектив пополнялся крестьянами, сбитыми с земли коллективизацией. Пропадали бесследно инженеры, «проглоченные» процессом «Промпартии». Убили Кирова, Ленинград оделся в траур, а потом содрогнулся от репрессий 37-го года. Было неясно, выдержит ли страна бесконечные «чистки», «великие переломы», «ударные пятилетки». Возникнет ли целостное, боеспособное государство, — «Четвертая Империя», чье строительство шло параллельно с созданием «Третьего Рейха». Две империи — «Свастики» и «Звезды»«- готовились к неминуемой схватке. Через несколько лет подводные лодки, что покидали завод, станут сражаться на всех океанах, совершая подвиги, погибая в пучине. Одна из них торпедирует фашистский линкор «Тирпиц», — гордость германского флота, выведя его из строя до конца войны. Лесовоз «Севзаплес», следуя с английским конвоем, собьет немецкий самолет. «Дежнев», сторожевик Северного флота, будет защищать полярный порт Диксон от вторжения тяжелого германского крейсера «Адмирал Шеер».
Лодки завода, как военные памятники, усыпанные цветами, стоят в Североморске и Владивостоке.
Солнце, синь реки, голубое сияние залива. Толпы людей, букеты, блеск оркестра. Танкер, очищенный от лесов, — как драгоценный созревший плод. Громадный, черно-алый, глазированный, готов к спуску. Мистический акт творения завершен. Гигантское изделие готово сочетаться со стихией, для которой сотворено, в которой ему предстоит жить и дышать. Сталь стремится к воде, вода призывает сталь, манит, зовет в свою необъятную синеву. Священник в ризах служит молебен, кропит святой водой. Молит для танкера благополучия, чтобы избегли его морские пожары, губительные штормы, смертельные аварии. Летит бутылка шампанского, разбивается о борт блеском и пеной. Сварщик, ловкий, как повивальная бабка, разрезает стальную крепь, удерживающую танкер на стапеле. Хрустнула, лопнула, отломилась. Ахнули единым дыханием рабочие, инженеры, директор завода, еще не ступавший на борт экипаж. Дохнули единой грудью, будто могучий хор, в предчувствии чуда. Громада тронулась. Медленно поползла по деревянным полозьям. Заскользила по натертому парафину, раскаляя, сжигая, окутанная дымом и гарью. Неуправляемый, как гигантский снаряд, скользя по «баллистике», танкер мчится к воде. Точно, проскальзывая меж стенок, касается реки. Пухлый шлепок. Корма уходит в воду, раздвигает, распахивает синь, выдавливает две крутых волны. Нева смыкает вокруг махины нежные голубые объятья, колышет, одевает черную сталь рябью отражений. Крики радости, бой литавров. Люди обнимаются, словно случилось небывалое диво, свершилось несказанное чудо. Оно и свершилось, — великое единение людей в творчестве, в работе, в любви. Завод — рабочая артель, братский союз, духовный собор. Все едины, мазаны одним миром, служат своему государству.
Война для завода обернулась блокадной жутью. Как и во всем Ленинграде, — делили черствые корочки, падали в голодные обмороки, волокли вдоль стылой Невы саночки с дорогими покойниками. Завод работал под бомбами, под взрывами дальнобойных орудий. Три тысячи двести рабочих,- половина работающих, — ушли в народное ополчение, в истребительные отряды. Гибли под Невской Дубровкой, сражались под Пулковым. Мужчин заменили женщины, — изможденные вдовы, матери фронтовиков, малые сестры воющих братьев. Точили снаряды. Ремонтировали поврежденные корабли Балтийского флота. Выезжали в Кронштадт, на базу подводных лодок. Клепали суденышки, прорывавшиеся по Ладоге сквозь кольцо окружения, — возившие в Ленинград еду и оружие, а из города -умирающих детей и старух. Завод, как и вся страна, превратился в жертвенный алтарь, на котором приносилась кровавая жертва во имя «Четвертой Империи», орошая ее слезами и кровью, стыкуя в огне все недавние трещины и переломы, подтверждая великим и горьким подвигом, что «Империя» состоялась. Выдержала страшное давление истории. Одержала вселенскую Победу.
Танкер водоизмещением 47 тысяч тон, серия: «Мосты Петербурга» — «Театральный мост», готов к отплытию. Еще стоит у заводской стенки, еще идут последние косметические работы. Но экипаж уже на борту, заказчик принял изделие. Махина, черно-красная, словно облаченная в кардинальскую мантию, ждет урочного часа, чтобы из Невы, по Финскому заливу, выйти в Балтийское море, проникнуть сквозь пролив Скаггерак в Атлантику, к южным широтам, к берегам Латинской Америки, где, зафрахтованный, станет перевозить нефть из Венисуэлы и Мексики в США. Три футбольных поля, разделенных отсеками, начиненные трубами, компрессорами, холодильными установками, бессчетными насосами, датчиками температур и давлений. Не просто хранилище нефтепродуктов, а плавающий завод, перевозящий сырую нефть, керосин, бензин и мазут, а если надо, после тщательного промывания «танков», то и оливковое масло, или иные жидкие пищевые продукты.
Если давление бензиновых паров превышает норму, то в «танки» закачивается инертный газ, вытесняющий горючие пары. Если температура в танках с оливковым маслом чуть превысит норму, то масло начнет окисляться, а если температура слегка понизится, то в масле образуется нерастворимый осадок и оно теряет кондицию. Температурный режим выверяется на доли градуса. Все параметры гиганта выводятся на дисплей, словно танкер проходит томограмму, делающую послойные срезы. Рубка просторна, управление ведется одним человеком. Экраны дают представление об океане на сотню километров вперед. Эхолоты мерят глубину. Космическая связь соединяет танкер с континентами, определяет до метра его координаты в океане.
Загрузка танкера нефтью на кромке ледовой тундры напоминает стыковку космического корабля. Полярная ночь, движение льдов. Охваченный льдами танкер соединен гибкими шлангами с громадными хранилищами нефти. Приборы регулируют натяжение шлангов, рули и двигатели, управляемые компьютером, удерживают танкер на месте, не позволяя льдам и течениям сместить его положение. Работают винты, бьют прожектора, льется нефть. Приборы связывают танкер со спутником, с кромкой суши, регулируют сложный и опасный маневр тысячетонной громады. Если в океане случится пожар, и вода, залитая пылающей нефтью, превращается в адское варево, экипаж погружается в герметическую капсулу, которая катапультирует с танкера. Из нее во все стороны хлещут фонтаны воды, и она пробирается сквозь адское пламя, вынося людей из пожара.
Этот танкер, готовый к плаванию, свидетельствует об активности ГАЗПРОМа, об укреплении «нефтяного централизма» России, об экспансии России на мировые рынки углеводородов. Танкер — представитель «нефтяной империи» России, которая, развиваясь сама, возрождает множество отраслей экономики. Буровые платформы. Сталь для трубопроводов. Серии насосных станций. Вертолеты для вахт. Комфортное жилье для нефтяников. Оружие и связь для защиты растянутых на тысячи километров труб. И помимо этого, дипломатия для продвижения российских интересов на мировых рынках, накопление финансовых средств для индустриального рывка. Глядя на танкер «Театральный мост», ощущаешь развитие «нефтяной цивилизации» России, — составной части «Пятой Империи».
Завершилась Война Отечественная, перейдя в «войну холодную» со множеством «горячих» всплесков. Завод расширялся, вбирал в себя смежные производства, осваивал современные технологии. Приступил к перевооружению флота — созданию канонерских лодок и минных заградителей — для обороны побережья, и подводных лодок и легких крейсеров — для активности в мировом океане. Крейсер «Александр Невский» изумил англичан, когда привез с государственным визитом главу СССР Хрущева. Изумил настолько, что британская разведка послала шпионов в аквалангах осмотреть днище корабля, что вызвало международный скандал. Однако вершиной тех послевоенных успехов стало строительство атомного ледокола «Ленин».
Спущенный на воду, громадный, как Исаакиевский собор, он стал местом паломничества ленинградцев, видевших в красавце-ледоколе искупление всех блокадных страданий, награду за все непомерные траты. Создание корабля-гиганта было воплощением Победы. Не только торжества 45-го года, но той неназванной религии России, которую исповедует народ, прорываясь сквозь надолбы и рвы враждебной истории, перенося из огня в огонь, из века в век святыню «русской цивилизации». От «Первой Империи» Киева до нынешней «Пятой Империи», кристалл которой уже завязался среди ядовитых рассолов времени.
Танкер «Театральный мост» прощально прогудел родному заводу, словно поклонился. Растаял в млечном разливе под негаснущими невскими небесами. А на заводе грохочут отбойные молотки, крутятся бетономешалки, варится арматура, льется парной бетон. Строится новый, сверхпрочный стапель, для закладки танкера — гиганта, водоизмещением в 70 тысяч тонн, ледового класса. Под новые, разведанные месторождения полярной нефти.
Триумф «советской империи» был отмечен ядерно-космическим взлетом. Гигантский интеллект государства, непомерные, накопленные ресурсы, «проектное мышление», позволявшее «планировать историю», привели к могучему рывку науки и техники. Ядерная энергия крутила генераторы множества АЭС, толкала в океане надводные и подводные корабли, пульсировала в хрупких измерительных приборах, проникала в медицину. В Космосе летали группировки спутников, взмывали космические корабли. В научных институтах зрели фантастические проекты, — «Лунный», «Марсианский», «Венерианский», связанные с развертыванием инопланетных поселений, заводов и военных баз на других планетах. Ленинградские верфи были частью этой великой ядерно-космической экспансии. Именно им доверили постройку кораблей командно-измерительного комплекса «Маршал Неделин» и «Маршал Крылов». Белоснежные острова, являвшиеся на экваторе в Атлантическом и Индийском океанах, с чашами и штырями антенн, с гигантской белой сферой, — будто не корабль, а плавучее гнездо, куда отложила яйцо фантастическая птица. Эти корабли, начиненные электроникой, телеметрией, радиотелескопами, населенные целыми научными коллективами, выводили на орбиту спутники и корабли, управляли движением космических группировок, были готовы отправить в Мироздание космические эскадры с оборудованием лунных заводов и марсианских обсерваторий. Последний корабль этого типа, «Академик Николай Пилюгин» был спущен в Неву 23 августа 1991 года, в дни ГКЧП. Остался недостроенным, проданным впоследствии на металлолом, знаменуя собой «недостроенный ГКЧП», недостроенную великую «Четвертую Империю» СССР, которую проворные дельцы и предатели распилили автогеном и сдали на металлолом.
«Русская цивилизация» в ее советском, «красном» исполнении была ориентирована в Космос, куда рвался человеческий разум, распространяя жизнь на безжизненные участки Вселенной, — воплощал мечту о «планетарных садах», о «Рае Небесном». Технический Космос советских инженеров начинал сливаться с духовным Космосом гуманитарной интеллигенции, писателей и философов, обращавшихся к истокам культуры, к истинам веры, к учению русских космистов. Русская цивилизация космична по своей сущности, несет в себе «бесконечность», сочетается с непознанной реальностью, постичь которую станет стремиться возникающая «Пятая Империя» — Россия земная и небесная.
«Адмиралтейские верфи» — эти грохочущие молоты, лязгающая сталь, вспышки электросварки, яростный труд облаченных в робы и каски людей, — это мистический алтарь, где страна, исповедуя «Религию русской Победы», вымаливает у истории свое новое космическое бытие.
Знаменитый цех № 12 — бетонные корпуса, разделенные отсеками на множество боксов. Эллинги, где в 70-80-х годах состоялся советский бум подводного атомного флота. Каждый эллинг, ныне пустой, с запахом холодного железа и утомленного бетона, обугленный, в копоти исчезнувшего огня, в рубцах и метинах былой великой работы, напоминает матку, — отрожала, отдала плодоносящие силы и соки могучим младенцам, что один за одним выплывали с завода. Лобастые, черные, с хищными рубками, устрашающе грозные и могучие, погружались в пучины, наполняя океан невидимой миру борьбой. Все пять океанов, глубины под Полярной шапкой, экваториальные пространства меж континентами — арена мирового соперничества США и СССР. Атомные лодки гонялись одна за другой, создавали подводные карусели, выцеливали друг друга торпедами, готовились метнуть из-под воды смерчи ракет, расстрелять авианосцы противника, потопить подводные стартплощадки, испепелить прибрежные базы флота. Концепции адмирала Горшкова, создателя советского океанического флота, воплощались на заводе сотнями лодок, сменявшими друг друга проектами. Использовались изобретения и открытия, титановые корпуса и бесшумные винты, реакторы новейших поколений и усовершенствованные системы оружия. До сих пор эти лодки значатся во всех военно-морских каталогах. Многие еще несут службу на Камчатке, в Кольском заливе, в главной базе Тихоокеанского флота. Среди них лодки проекта «Варшавянка», получившие у «натовцев» название «черной дыры», ибо, бесшумные, они растворялись в океане, не оставляя следа на гидролокаторах противника. А уникальная дизельная лодка-малютка с характерным названием «Пиранья», титановая, с подводными боевыми пловцами, предназначенная для вхождения в устья рек, проникновения в мелководье, по сей день вызывает нервную дрожь у шведской военной разведки.
Это был могучий взлет советского оружия, на гребне которого уже неуловимо обозначился спад, болезненные симптомы усталости, признаки разрушения. Афганская война, которую пропаганда использовала во вред государству. Чернобыльская авария, ставшая символом советского угасания и надлома. Сама горбачевская «перестройка», явившаяся мощнейшим оружием разрушения, разбившим вдребезги страну без применения атомных ударов. СССР успешно конкурировал с Западом в классических системах оружия, проморгав появление на театре «холодной войны» оружия нового типа — «организационного», которое уничтожало соперника с помощью информации, «агентов влияния», вменения ложных целей, внедрения фальшивых смыслов. Могучие лодки с боевыми экипажами еще бороздили мировой океан, а в городах СССР уже разгорались конфликты: «Карабах», «Тбилисские события», «Вильнюсский кризис». Как нарывы оспы, заражали страну.
Стапели цеха № 12 — памятники величию. И одновременно — надгробные доски с эпитафией погибшей державе.
Здесь, среди холодных сквозняков, чувствуешь загадочную сущность русской истории, сначала создающей великие империи, в которых, как в коконах, созревает «русская цивилизация», а потом опрокидывающей великую имперскую архитектуру, разрушая ее дотла. Чтобы снова, повинуясь странным законам творчества, выводить на пепелище новый Имперский Храм.
Иду вдоль эллингов цеха № 12, пустых и холодных. Но вот в одном, окруженная лесами, висящая, словно сонная рыба в аквариуме, — подводная лодка. Ободранный корпус. Винт, как увядшая, со множеством лепестков хризантема. В стальных проемах поблескивает голубой огонек электросварки. Появляются и исчезают пластмассовые каски. Дизельная лодка, проданная Алжиру, окисленная в водах Средиземного моря, израсходовала ресурс и приплыла на родной завод, где ее ремонтируют, омолаживают, вводят «стволовые клетки» в одряхлелое тело. Тут же несколько алжирцев на неправильном русском беседуют с заводским инженером.
С проклятого 91-го разверзлась яма, в которую провалилась страна. Гибли один за одним «гиганты советской индустрии», выпускавшие трактора и комбайны, танки и реакторы, генераторы станций и космические челноки. «Красные директора» — «флагманы социалистической индустрии, превращались в алчных дельцов, приватизировали народные предприятия, порты, нефтяные поля. Пускали с молотка, разбазаривали, обрастали виллами, «совместными предприятиями», банковскими счетами за границей. Некоторые туда же и сгинули, оставив вместо цветущих научных школ и индустриальных центров захламленные пустыри.
«Адмиралтейские верфи», как и вся промышленность, испытали тектонический толчок, от которого покосился завод. Недостроенные корабли. Неоплаченные труды. Флот, вмиг отощав, отказался размещать заказы. Государство Ельцина отвернулось от завода, как оно отвернулось от всей остальной страны. Завод остался один на один с тем, что высокопарно называлось «рынком», а на деле являло собой хаос, исчезновение смежников, отпадение оставшихся на Украине или в Казахстане производств. Нехватка оборотных средств, убывание рабочих и инженеров.
Вот с чем столкнулся директор завода Владимир Леонидович Александров, «зубр советского кораблестроения», как его называли. Но не было искушения пойти вслед за «приватизаторами», отдать великое производство в объятия рынку. Александров, государственник до мозга костей, стал сражаться за свое детище. Как мог, поддерживал рабочие столовые, профилактории, пионерлагеря, сберегая костяк коллектива.
И, наконец, пришло избавление — заказы из Индии, Китая, Алжира, продолживших строить свои армии и флоты. Подводные лодки, танкеры, вспомогательные корабли для зарубежных заказчиков спасли завод в период «оледенения». На стапелях у новеньких кораблей зазвучала китайская, арабская речь. Бравые смуглые индусы принимали корабли, вобравшие в себя все лучшее, с чем, казалось, уже рассталась пущенная на самотек страна.
Александров, продавая изделия, обеспечивал развитие завода. Выплачивал зарплату. Спонсировал исследовательские и конструкторские разработки, вкладывая деньги в будущие проекты, пока еще не востребованные государством. Бился за свое драгоценное детище — завод.
Александров выстоял, когда другие рухнули. Оказался на высоте победы, когда другие пережили позор бездарного поражения. Его выручили не только природная сметка, талант организатора, неукротимая деятельность, но и мощное, исконно русское чувство, именуемое «государственным служением». «Государственник», он унаследовал этот — то ли дар, то ли бремя, — от исчезнувших поколений русских людей, умевших не роптать на государство, прощать ему вины и огрехи, служить ему беззаветно. Не брать, а давать.
Такова философия «государственников», на которой стояло, стоит и будет стоять Государство Российское.
Дизельная подводная лодка новейшей конструкции, проекта 06770, серии «Лада». Головной корабль, носящий имя «Санкт-Петербург». Покоится у стенки на глянцевитой невской воде, окруженный легчайшим туманом. Словно дышит, испаряет влагу, источает таинственное свечение. Напряженный бицепс, погруженный в воду, таящий гигантскую мощь. Железный мускул, напрягающий вокруг гигантское пространство воды и суши. Проникаю внутрь стального корпуса. Ныряю в круглые люки, переходя из отсека в отсек. Повсюду работы. Бригады наладчиков. Группы ученых. Представители смежников.
«Главный пост» — уже работает сверхсовременная электроника, высвечивая на дисплее весь организм корабля — электричество, аккумуляторы, дизели, группы антенн, системы оружия, состояние сотен агрегатов и механизмов. Вся лодка «прозрачна», автоматизирована, управляется нажатием кнопки. Электронные карты облегчают штурману прокладку курса. Электронные рельефы морского дна — плод работы эхолотов и гидролокаторов. Машинный отсек — дизель новейшей конструкции, еще не применявшийся на кораблях, получающий на «Ладе» свое «крещение». Аккумуляторы, мощные и компактные, на много часов продлевающие плавание без всплытия. Все элементы лодки бесшумные, с минимальным трением. Все «стучащие» элементы установлены на амортизаторах, гасящих вибрацию, не передающих колебания на корпус. Сам же корпус, единственный, «прочный», без традиционного второго, «легкого», что также уменьшает «шумность», вписывает корабль в подводные течения, в слоистый рассол океана. Новая марка стали придает кораблю небывалую стойкость к удару, увеличивает глубину погружения. В каждом отсеке баллоны со сжатым фреоном, на случай пожара, — быстродействующее средство, увеличивающее «живучесть», сберегающее экипаж. Сам же экипаж уменьшен вдвое по сравнению с лодками подобного класса. Чем снижается опасный «человеческий фактор» — причина многих неполадок. Экономится контингент, из которого формируются личный состав флота, что немаловажно в условиях демографического спада. Головной отсек лодки с торпедными аппаратами, длинными сигарами грозного оружия — торпеды, ракеты, чья скорострельность, точность и сила залпа такова, что от нескольких, следующих чередой попаданий гибнет авианосец врага. Лодка предназначена для «ближней, прибрежной зоны», для охраны подводных нефтепроводов, для блокирования неприятельских сил, дерзнувших вторгнуться в территориальные воды России. Но запас хода и мощность оружия такова, что лодка способна действовать за тысячи километров от берега. Создание этой лодки, вобравшей в себя несколько сотен опытно-конструкторских разработок, суммировавшей множество смежников во всех городах России — опровергает ходячее представление о том, что российский ВПК умер. Такие «машины» может создавать только сверхсовременный, с технологиями прорыва, военно-промышленный комплекс.
Карабкаюсь по вертикальному трапу в рубку непривычно пустую, без множества антенн, упрятанных в глубь корабля. Из рубки, сквозь железный туман, сияет далекий Исаакий, лучится золотая игла Петропавловской. Создания великих архитекторов прошлого и изделие великих инженеров настоящего обмениваются таинственной информацией, чувствуют свое нерасторжимое единство.
Каким сверхчутким прибором уловить рождение новой российской государственности, зачатие «Пятой Империи»? Где эхолот, улавливающий сигнал из непомерных глубин истории? Гидролокатор, фиксирующий едва уловимую цель, мелькнувшую в потоках времени? Когда на верфях почувствовали, что падение вниз завершилось и возникло шаткое равновесие, «бездны на краю», после которого начался чуть заметный подъем? Когда страна ощутила, что взамен одного государства она обретает новое? Одна «Империя» сменяет другу?
Может быть, после катастрофы 93-го года, когда танки Ельцина расстреляли Парламент, и казалось, что все погружается в пучину, но на выборах в Первую «ельцинскую» Думу вдруг победили патриоты России. Или во время «Первой чеченской», проигранной, под улюлюканье врагов государства, когда был явлен миру русский солдат Евгений Родионов, принявший от рук чеченцев мученическую смерть, — не пожелал предать Россию, Православие, Армию, за что и был обезглавлен, — нежданный русский святой, освятивший своим подвигом рождение «Пятой Империи». Или «Вторая чеченская», которую выиграла русская армия со своими полководцами Шамановым и Трошевым, первыми генералами «Пятой Империи». Или катастрофа крейсера «Курск», сплотившая в горе весь народ, который наделил моряков статусом «мучеников». Ужас трагедии превратился в героическое всенародное стояние, когда со дна океана гибнущий офицер направил послание Родине: «Не надо отчаиваться». Или жуткий «Беслан», когда враг, убивая детей, хотел превратить Кавказ в кровавое месиво, стравить народы, утопить в детской крови хрупкую российскую государственность, которая, вопреки всем ожиданиям, устояла, вынесла нестерпимую боль.
Об этом расскажут провидцы и мистики, обладающие знаниями, которые «не снились ученым».
Но ясно одно — лодка «Санкт-Петербург», сошедшая со стапелей «Адмиралтейских верфей», — свидетельство того, что русское государство состоялось, медленно, неуклонно крепнет. Завод, как чувствилище, подтверждает это созданием «Лады» — великолепной боевой единицы флота.
Из беседы с академиком Игорем Дмитриевичем Спасским, главой центрального конструкторского бюро морской техники «Рубин», чьи идеи легли в основу сотворения подводной лодки «Лада». Беседа состоялась в Петербурге, в рабочем кабинете ученого, что восседал под громадным «трезубцем Нептуна», символом океанского владычества.
Александр Проханов. Игорь Дмитриевич, поговорим о лодках.
Игорь Спасский. О лодках — сколько угодно.
А. П. Игорь Дмитриевич, вы — «лодочник». Не знаю, кто еще больше вас знает про эти оболочки, которые движутся в океане. Я осмотрел сегодня «Ладу». Это — «этапная лодка»? «Лодка развития»? Или она — результат простого эмпирического накопления знаний?
И. С. Здесь мне легко ответить. Это, несомненно — новое слово в дизель-электрических лодках. Это новое, четвертое поколение, которое имеет около ста тридцати пяти принципиально новых идей, реализованных в данной конструкции. Эти идеи будут воплощены не только в «дизель-электрическом направлении», но многие из них пойдут и на атомные лодки. Как строилась «Лада»? На чьи деньги она строилась? Поскольку мы зарабатывали на внешне-экономической деятельности, мы часть наших доходов пустили на постройку «Лады». Мы понимали — надо строить. Вы думаете, мы такие сознательные? Мы понимали, если мы ее не построим, не запустим в серию, то нам нечего будет продавать за рубеж, и у нас не останется денег на сбережение производства и науки, на сбережение отрасли. Поэтому нами двигала и государственная сознательность, и меркантильные соображения. «Лада» — государственный заказ, но он финансировался крайне медленно, и мы решили ускорить финансирование из собственных средств. Эта лодка — безусловно, шаг вперед. В ней есть такое новое качество, которое открывает принципиально новый путь развития лодок. К счастью, несмотря на ужасную ломку девяностых годов, сохранились отдельные островки коллективов, которые за последние пять лет приподнялись и окрепли. Они способны и в научном, и в проектном, и в технологическом плане создавать самые уникальные вещи.
А. П. Сегодня я почувствовал во время посещения лодки, — она состоит из такого количества комплектующих, что если бы ВПК в целом рухнул, то строительство лодки не состоялось бы. Значит, сам факт существования этой лодки свидетельствует о том, что потенциал жив.
И.С. В девяностые годы потенциал завалился крепко. У нас процентов 30-40 насыщения боевых кораблей шло из республик, и с отпадением республик эти проценты рухнули. Но теперь довольно быстро идет процесс «русификации» комплектующих. Самую большую «встряску» получила «российская часть» лодки. Мы ринулись за Урал. Там жизнь оказалась устойчивей. Многое уцелело, в основном за счет зауральских и уральских ракетостроителей. Кооперация налажена. К сожалению, мы теряем теперь на рабочем классе. «Мозговики» есть, а рабочие уходят, оголяются уникальные предприятия.
А. П. Скажите, развитие лодок ограничено какими-нибудь «потолками»? Или это бесконечное совершенствование?
И. С. Наука, техника, технология никогда не будет стоять на месте. Казалось бы, сделали все, лучше не придумаешь. Я был замконстуктора атомной лодки первого поколения с баллистическими ракетами. Сделали, — само совершенство. В море на ней долго плавал, наблюдал. Приезжаю домой, — новый опыт, за это время наука что-то новое подкинула — теория винтов, сплавы, материалы. Все время идеи развиваются, накапливаются, а потом переходят в новое качество, рождая корабли нового поколения. Так и в ракетных системах. У нас были стотонные ракеты, а сейчас сорокатонные. Материалы новые появились, топливо нового качества, электроника миниатюрная. Поэтому улучшение — бесконечный процесс.
А. П. Вы прогнозируете этот процесс?
И. С. Безусловно. Например, мы понимаем, куда идет электроника. Искусственный интеллект скоро будет привлекаться. Разве это дело, — 1200 человек экипажа приходит на авианосец? Ужасная цифра. Нужно минимизировать проектирование, создание, управление корабля.
А.П. А что стимулирует это развитие? Может быть, конкуренция между фирмами и конструкторскими бюро?
И.С. Я не понимаю, как в одной стране можно иметь два конструкторских бюро по производству лодок. Например, во Франции — одно конструкторское бюро. А у них — третий флот мира. И крейсера, и лодки, и корабли на воздушной подушке — все исполняет одно КБ. Я спрашиваю руководителя: «но ведь это же монополия? Нет конкуренции?» Он долго не мог понять Внутри одной страны какая-то конкуренция? Распыление гигантских средств. Конкуренция по кораблю? Абсурд. Какой выбрать дизель — нужна конкуренция. Какую выбрать автоматику — нужна конкуренция. А по кораблю в целом? Не знаю. Например, разница между нашими «рубиновскими» лодками и нашим собратом «Малахитом» — ограждение палубы и разная конфигурация рубки. Все остальное идентично. Вкусовые различия. Сейчас проблема в другом. Молодежь идет в КБ. Мы взяли четыреста человек прекрасной молодежи из институтов, из «корабелки». Через три года некоторые, наиболее способные, стали уходить. Женились, дети, семья, надо кормить. Спрашиваю: «Куда уходишь? Великолепную профессию потеряешь?» Отвечает: «Я профессию потеряю, зато семью сохраню» И уходят каким-нибудь менеджером или дилером. Чем распылять средства в ненужной «внутренней» конкуренции, надо их сконцентрировать в рамках одного КБ.
А.П. В советское время много говорили о «космической цивилизации» и о «подводной цивилизации». Помню, еще молодым писателем, я познакомился с адмиралом Горшковым. В своем кабинете, крутя огромный тяжелый глобус, говорит о «подводной цивилизации», разумея под ней не только подводные лодки, военную борьбу, протекающую в глубине морей, но и подводные поселения, подводные предприятия, жизнь человечества под водой. Сейчас это куда-то ушло, перетекло в область фантастики.
И. С. Нет, никуда это не ушло. Всем ясно, что при таком росте населения земли, 12 миллиардов к двадцатому году, ресурсов земных не хватит. Поэтому океан, обладающий гигантскими ресурсами, будет осваиваться. Сегодня ринулись в океан за добычей газа. У России богатейшие шельфы. Наша фирма проектирует ледостойкие платформы, глубоководные аппараты. За рубежом освоили технологии погружения до 1600 метров. Наше газоносное Штокмановское месторождение — 300 метров. Сейчас для его освоения приглашают иностранцев, будто у нас не существует своих возможностей. Понятно почему. Если иностранцы, то поездки за границу, приемы, все зарубежное великолепие. Но привлеченные к разработкам иностранцы обращаются к нам. Например, одна мощная французская фирма попросила нас спроектировать подводную лодочку, которая будет становиться на выведенные со дна «окончания» — трубы, вентили, заглушки — и оттуда управлять ими. Экипажи будут работать вахтными методами. Мы спроектировали прекрасную лодку. Французы были в восторге. «Нам так понравилось, как вы все это сделали. Мы хотим и дальше привлекать вас к работам.» А почему? Да мы за всю работу взяли 30 тысяч «евро», а западный исполнитель содрал бы с них на порядок больше. Сообразили. Немцы нас уже наняли, французы нанимают. Когда же русские?
А. П. Помню, были сообщения, что Потанин хотел зафрахтовать подводный флот и перевозить подо льдом никель. Где эти идеи?
И. С. Пока во главе «газовых дел» был Богданчиков, он нас зарядил, дал нам фронт работ. Но потом он «ушел в нефть», а все газовые месторождения купил Газпром. А он привык работать с иностранцами.
А. П. Мне показалось, что вы исполнены некоторого внутреннего скептицизма и академической печали.
И. С. Вы ошибаетесь. Если бы я жил в печали, я бы давно концы отдал. Я по своей натуре оптимист. Просто я вижу все трудности и не всегда понимаю, как с этим бороться. Сомнения остаются, но мы вкалываем.
Из беседы с директором судостроительного завода Владимиром Леонидовичем Александровым у причальной стенке завода, где покоилась на воде лодка «Лада», окруженная невской синевой и далекими отражениями золотых куполов. Словно корабль был частью великолепного города, под стать его статуям, дворцам и соборам.
Александр Проханов. Владимир Леонидович, что значит создание этой лодки для флота, для завода, для города и для России в целом?
Владимир Александров. Все эти вещи взаимосвязаны. Для завода это означает, что он находится на таком производственном, технологическом, организационном уровне, который позволяет создавать изделия мирового класса. Квалификация рабочих, познания инженеров, информационные технологии проектирования, парк заводского оборудования помогли создать лодку, не уступающую, а по иным параметрам и превосходящую немецкую подводную лодку 212 и 214 — го проекта, французские лодки и лодки других стран. Низкая шумность, высокая скрытность, продленная автономность плавания, уменьшенное водоизмещение, новая архитектурная форма, новый двигатель, мощнейший гидроакустический комплекс, новое, сверхточное, с мощным поражением оружие, малочисленный экипаж, создание комфортных условий для проживания моряков и надежная техника. Подводная лодка — это компромисс множества технических решений, который опирается на прежний опыт. Наш завод построил 302 подводные лодки, в том числе и знаменитую лодку 641 проекта, которая за изящество, маневренность, быстроту хода получила у «натовцев» название «Фокстрот», принимала участие во всех «горячих точках», в том числе и в Карибском кризисе. На «Ладе» использовался опыт не только судостроительных организаций, но и передовые открытия, накопленные в авиации и космической сфере. В этом смысле «Лада» являет собой синтез всей отечественной науки и техники. Флот, получая серию этих кораблей, начинает долгожданную модернизацию, что не просто усилит его боеспособность, но вдохнет новую атмосферу в морские коллективы, которые хотят плавать, повышать мастерство, добиваться карьерного роста. Мы намерены выпускать 2-3 лодки в год, соизмеряя потребности флота и возможности военного заказа.
А. П. Вы станете поставлять эти лодки на экспорт?
В. А. Эту лодку заметили иностранцы на Военно-морском салоне, где мы ее выставили. Уверен, что ею заинтересовались Китай, Индия, страны Средиземного моря. Мы живем в «рыночное время» и освоили «рыночные методы», завязав отношения со многими странами, готовыми покупать нашу продукцию. Кстати, в тяжелейшие 90-е годы, когда все вокруг рушилось, мы выстояли благодаря нашим экспортными инициативам, когда проданные за рубеж корабли давали деньги для поддержания завода, зарплаты рабочим, сохранения замечательной социальной инфраструктуры — оздоровительного центра, детских лагерей. Все это удержало на заводе основную часть коллектива. Мы не боимся рынка и готовы конкурировать на нем с производителями ведущих мировых держав.
А.П. А что значит завод для Петербурга? Ведь он находится практически в черте города?
В. А. Вы, должно быть, слышали, что в свое время завод исполнял самые престижные заказы города. На нашем заводе отливалась фигура ангела на Александрийской колонне. Создавались чугунные украшения на здании Главного штаба. Апостолы Исаакиевского собора тоже родились здесь, на нашем литейном производстве. Знаменитые мосты через Неву несут в себе наши конструкции. Петербург — мощный индустриальный центр с заводами — гигантами, такими, как «Электросила», «Ижорский», «Кировец». Мы занимаем среди них почетное место. Вся общественная, политическая, культурная жизнь города проходит с участием «Адмиралтейских верфей». Когда в праздничные дни в Неву входят корабли Балтийского флота и увешенные иллюминацией являют собой часть праздничного украшения города, среди этих кораблей есть и те, что строили мы. В каком-то смысле наши корабли — это тоже городские шедевры.
А. П. Как страна, народ России реагирует на появление этого нового шедевра — «Лады»?
В.А. О лодке сообщала пресса, о ней были сделаны телепередачи. Ее появление вызвало энтузиазм, прилив патриотических чувств. Это значит — Россия жива, развивается, прошли самые опасные моменты своей недавней истории. Действительно, мы — страна, на богатства которой многие зарятся, и мы должны их защищать. Атомные лодки «Борей» с баллистическими ракетами «Булава» должны патрулировать в океане, сдерживая «стратегического соперника». Корабли и лодки меньшего класса должны защищать берега, присутствовать там, где еще не решены проблемы спорных территорий, как, например, на Дальнем Востоке. Возможность террористических атак, в том числе и с моря, заставляют поддерживать высокую боеспособность флота. Развившееся в последние годы морское пиратство, откровенный бандитизм, задержание наших торговых судов то у берегов Африки, то в Азии и Европе, заставляют нас подтверждать военное присутствие во всех акваториях. Все это побуждает Россию укреплять свою армию и флот, своих «главных союзников». И страна в состоянии решить эту задачу.
Завод «Адмиралтейские верфи» сам — как огромный корабль, омываемый невскими и финскими водами. Плывет сквозь века, эпохи и царства. Меняет экипаж, командиров. Не меняет одного — служения Государству Российскому.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии