Александр ПРОХАНОВ. Александр Германович, в течение всех катастрофических 90-х годов мы и помыслить не могли о развитии. Ломалась страна, гибла промышленность, в сознании обитали кошмары. И вот теперь власть выступила с ошеломляющими технократическими заявлениями – обещает прорывы на важнейших научно-технических направлениях. Почему именно сейчас, на излете второго срока президентского правления?
Александр БУРУТИН. Мне кажется, Александр Андреевич, для этого сформировались материальные и психологические предпосылки, позволяющие принимать решения в ведущих отраслях в части экономических механизмов и структурных изменений промышленности. И в прежние годы мы предпринимали подобные попытки. Лет шесть назад была разработана четырехлетняя программа реформирования оборонного комплекса. Но она не была полностью реализована. Мы хотели создать более 70 интегрированных структур, объединить в холдинги ослабевшие предприятия. Реально создали 14, а эффективно работают только две: «Алмаз – Антей» и холдинг, выпускающий тактическое ракетное вооружение. Хоть эта программа не удалась, но и тогда мы сумели консолидировать государственные активы, остановили неуправляемую приватизацию. Тогда мы боролись с последствиями кризиса, налаживали заглохшие производства, восстанавливали кооперационные связи, боролись за качество изделий. Очень помогли военные заказы иностранных государств, к которым мы относились крайне серьезно. Требования качества, сроков выпуска были чрезвычайно жесткими, дисциплинировали нас. Сегодня состояние умов наших промышленников таково, что все они соскучились по серьезным, национально значимым государственным проектам в машиностроении. Мы намерены построить российский авианосец, поднять в небо самолет ХХI века, овладеть нанотехнологиями. Уже создан инвестиционный фонд, позволяющий финансировать подобные проекты. В судостроении разрабатывается федеральная целевая программа развития гражданской и морской техники до 2015 года с финансированием в объеме 140 миллиардов рублей. Чтобы эффективно распорядиться этими деньгами, направить их на прорывные направления, нужно создавать крупные интегрированные структуры. В судостроении такой структурой является Объединенная судостроительная корпорация. Будут зарегистрированы управляющая головная компания и ряд подчиненных ей холдингов, расположенных на Дальнем Востоке, Севере и на Западе, в местах традиционного судостроения. Там компактно расположены судостроительные предприятия, которые будут управляться по регионально-территориальному признаку. Собираем все, что сохранилось в федеральной собственности в судостроении, не только материальные ценности, но и идеи, научный потенциал, их носителей. Стремимся повысить капитализацию, чтобы отрасль была конкурентоспособна на мировых рынках.
А.П.: Тенденции, которые вы перечислили, не являются ли они следствием общего становления страны? Развитием общества и государства во всех областях? Преодолением Россией тяжкого обморока, после которого мы вновь начинаем строить Государство Российское, которое я именую «Пятой Империей»?
А.Б.: Технократический прорыв, о котором вы говорите, не является самоцелью. Чтобы он реализовался, нужно сочетание нескольких факторов, которые на сегодняшний день созрели. Возникла экономическая возможность, появились деньги, остановлен спад производства. Пусть и с потерями, но сохранился кадровый костяк индустрии. Наиболее передовые предприятия возрождают систему профессионального образования. Почти целое поколение «оборонки» выпало, ушло торговать на рынки, в палатки, но уже появилось новое поколение молодых людей, готовых связать свою судьбу, свой профессиональный, карьерный рост с ведущими отраслями промышленности. И, наконец, появилась политическая воля, стратегическое понимание того, что Россия не может быть сырьевым придатком мира, в России невозможна только «цивилизация углеводородов». Страна должна создавать «цивилизацию высоких технологий». Эта политическая воля руководства страны вызывает к жизни импульсы развития.
А.П.: Вы – военный технократ, мыслите стратегическими категориями. Как вам кажется, этот катастрофический провал, который вы деликатно назвали кризисом, почему он неодинаково сказался на различных предприятиях? Те предприятия, которые не поддались рыночному искушению, не стали слепо акционироваться, не пустили к себе сомнительных дельцов, они уцелели. Проявили стоический консерватизм, приверженность государственному типу собственности: «Адмиралтейские верфи», выпускающие новое поколение дизельных лодок «Лада», великий северодвинский завод, спускающий на воду стратегические лодки «Борей». Они находятся в отличной форме, в то время как другие сгинули, превратились в пустыню. Что это было? Умышленный удар по нашему ВПК? Либо неопытность «красных директоров», чуждых рынку? Либо человеческая алчность, погоня за дурными деньгами в ущерб делу? Почему переход с «красной» модели на «рыночную» столь дорого обошелся стране?
А.Б.: Я думаю, столь резкий переход от одной общественной модели к другой не мог пройти безболезненно. Имели место все те факторы, о которых вы сейчас говорили. Была и неподготовленность менеджеров. Были и искусственно созданные разрушительные проекты. Но что мы видим сейчас, осмысливая десятилетнюю историю? «Красные директора» состояли из различных людей. Одни поддались всем искушениям рынка, другие жестко отстаивали свой взгляд на ценности отрасли. Не стали поспешно конверсировать производство в отсутствие оборонного заказа, не стали выпускать гвозди на оборудовании, выпускавшем космические корабли и ракеты. Они прошли драматические испытания, героически спасали свои предприятия. Месяцами не выдавалась зарплата, и директора наскребали деньги, устраивая на заводах обеды не только для рабочих, но и для их голодающих семей. Предприятия Петербурга отправляли на север вагоны продовольствия, поддерживая своих северных смежников. Это была невидимая миру драма. Не все ее выдержали. Многие сломались. Предпочли сиюминутные выгоды, отказались от будущего. Я проехал почти по всем судостроительным предприятиям, государственным и частным, где еще сохранился государственный капитал. И сегодня все частные акционеры понимают, что они могут сохраниться на российском рынке, только кооперируясь с государством, только в рамках единой государственной стратегии. Если они выпадут из этой стратегии, то рынок их просто поглотит. Они готовы войти в создаваемую судостроительную корпорацию. Сейчас мы строим корпорацию с чисто государственными активами, хотим консолидировать все, что осталось от «советского». На втором этапе мы станем консолидировать предприятия с частными активами. Это «Северная верфь» и «Балтийский завод» в Петербурге. Астраханский куст на Каспии. Судостроительные предприятия на Волге. Сохраненные государственные предприятия способны выполнить военный заказ, и ради этого не стоило затевать столь обширные преобразования в отрасли. Но конкурентная среда в судостроении будет создаваться развитием обширного класса гражданских изделий, в которых остро нуждается страна. Ледокольный флот на возрождаемом Северном морском пути. Нефтяные и газодобывающие платформы, способные работать в условиях полярных льдов в Ледовитом и Тихом океанах. Воссоздание исследовательского флота, которым мы всегда славились. Все это наукоемкие изделия, строить их выгодно, и конкурентов на мировом рынке у нас мало. Будем строить флот, который нужен обычному человеку. Речной флот, катера вновь в большом количестве появятся на Москве-реке, на Волге, на реках Дальнего Востока и Сибири, где реки – главные транспортные артерии. Суда класса «река – море», которые всегда были нашей гордостью. Но государству важно не просто заявить, какие корабли оно намерено строить. Оно должно заявить о мерах государственной поддержки отрасли. Здесь неуместен чисто коммерческий подход, погоня за немедленной выгодой, иначе мы еще больше отстанем от мировых судостроителей. Мы должны вложить деньги в строительство новых доков, модернизировать производства, не ожидая от этого немедленного экономического эффекта. Иначе мы будем строить новые суда с применением прежних военных технологий, что сделает их тяжелыми, дорогими, коммерчески неэффективными. Деньги на модернизацию пойдут не только от государства, но и от частников. Например, владельцы «Северной верфи» готовы вкладываться в создание сухого дока для строительства танкеров среднего класса, других транспортов для Балтийского моря. Возможно строительство новых верфей в Выборге и в Советской Гавани на Дальнем Востоке. И обязательно будем строить сухой док на Севере для судов грузоподъемностью от 120 тысяч тонн. Это позволит создавать суда по новым, сверхсовременным технологиям. Например, Южная Корея строит корабли, соединяя воедино огромные сегменты. Их грузоподъемное оборудование способно переставлять отдельные готовые секции кораблей, что убыстряет и улучшает строительство. На строительство корабля водоизмещением в сто тысяч тонн уходит около шести месяцев, из них всего полтора месяца объект стоит в сухом доке. Россия станет модернизировать заводы. Это скажется на эффективности уже в ближайшие годы. Мы сможем конкурировать не только в военном кораблестроении, но и в гражданском, где последствия кризиса были особенно разрушительны.
А.П.: В советское время я был дружен с крупными советскими технократами. Видел, как создаются громадные самолеты, испытываются баллистические ракеты, взрывается на полигоне ядерный заряд, и тысячи показателей, уловленных датчиками, обрабатывались вычислительными машинами. Когда сегодня я встречаюсь с поседевшими ветеранами советского ВПК, я слышу сетования на то, что мы навсегда утратили уникальные технологии, безвозвратно потеряли драгоценные научные школы. Но вот я вижу, как спускается в Неву новая лодка «Лада», как плюхается в морскую воду стратег «Юрий Долгорукий». Это не просто металлический корпус – это уникальная электроника, новые виды двигателей, небывалое оружие, системы связи. Значит, ВПК во всей его полноте жив? Где противоречие?
А.Б.: Может, этот пессимизм характерен для людей определенного возраста, для тех технократов, кто видел взлет великой советской техники и уже не участвовал в драматической борьбе за ее сбережение в девяностых годах. ВПК не умер, и мы это доказываем многими своими проектами. В судостроении – это создание новой атомной подводной лодки стратегического назначения, которая станет основой морских стратегических ядерных сил, первая головная лодка уже спущена на воду. На подходе серийные лодки этого класса, и мы хотим на их основе создать группировку. Пусть этих лодок будет не столько, сколько в советское время. Но и задачи стратегического сдерживания сегодня не требуют такого количества единиц. Эти лодки оснащены самым современным оборудованием. Недавно Президент вручал Государственные премии нашим выдающимся научным деятелям. Из них трое представляли судостроение. Уверяю вас, это премии не за былые заслуги. Аналогичные проекты реализуются и в других областях – ракетные комплексы «Булава» для подводных стратегов. Испытания проходят так же, как и в советское время. Успехи, неудачи, толкающие вперед конструкторскую мысль. Уж очень высокие технические характеристики закладываются в эти ракеты, хочется реализовать их на практике. Или создание самолета двадцать первого века в объединении авиастроительной корпорации. Гражданский самолет новейшего поколения, который уже представлен в салоне во Франции и который подымется в воздух в нынешнем году. Президент проводил совещание в Курчатовском институте, где обсуждалась целевая программа по нанотехнологии. Обращаясь к кризису минувшего десятилетия, мы говорим не о смерти ВПК, а о вынужденной остановке в развитии. Прикладываются усилия, чтобы вновь запустить развитие. Спасибо поколению советских руководителей и советских конструкторов, которые создали опережающий задел, позволяющий нам сегодня развиваться. Например, создание ракетного комплекса «Искандер». Многие технические решения комплекса вышли из советской поры, но применяются на новом качественном уровне. Этими оперативно-тактическими ракетами будут оснащены сухопутные группировки на стратегических направлениях, обеспечено региональное сдерживание. Но мы двигаемся вперед, и в каждой отрасли есть прорывные проекты, основанные на современных достижениях. Их создают молодые ученые. Важно, чтобы государство давало простор умам не только в сфере бизнеса, но и в сфере высоких технологий. Тогда уехавшие за границу ученые, инженеры, конструкторы вернутся в Россию и отдадут свои таланты Родине.
А.П.: Прокатившийся кризис, при всей его пагубности, может быть использован во благо. Старое сгнило, разрушилось, иногда до основания. Освободились площадки для нового дела. Порой легче начинать с «белого листа», чем модернизировать старье. Среди технологий, о которых вы говорили, есть одна особая – технология создания организаций, таких, что были бы способны реализовывать футурологические проекты, оперировать громадными пространственно-временными категориями. Это драгоценное качество отличало Советский Союз от всех остальных цивилизаций. Как сегодня обстоит дело с подобными технологиями?
А.Б.: О ситуации «белого листа». Недавно я был в Южной Корее на судостроительной верфи. Еще в середине семидесятых годов на этом месте была обычная рыбацкая деревня. Требовались значительные вложения, чтобы этот островной район оказался способным производить высокие технологии. Сегодня это одна из самых современных верфей, где закладываются суда для всех стран мира. Быстрые сроки, высокое качество, сравнительно низкие цены. К ним идут все. До шестидесяти судов ежегодно. Мы в России станем строить сухие доки вне сложившихся промышленных зон и существующих предприятий. С другой стороны, в Советской Гавани уже существует налаженная инфраструктура, проведена железнодорожная ветка, работают судостроительные предприятия. Небольшие вложения государства в жилищное строительство, в медицину, в оздоровительные комплексы и сухой док, который мы там построим, дадут толчок всему дальневосточному судостроению. Однако сегодня мы не можем мгновенно очистить производство от устаревшего оборудования. Иначе работа просто встанет. Оборудование изношено на сорок, а то и шестьдесят процентов. Но и на нем наши умельцы делают высококлассные изделия. Однако так бесконечно продолжаться не может. Предприятия, добывшие деньги от выполнения зарубежных заказов, вкладывают их в обновление фондов, а не только в повышение заработной платы. Этих внутренних вложений не хватает, и здесь не обойтись без государства. Что касается футурологии, то у нас существуют специалисты, аналитики, способные заглядывать за горизонт, предвидеть основные направления науки, техники, мировой цивилизации в целом. Осенью мы должны доложить Президенту, что разработана стратегия развития судостроения до 2020 года. Акционерное общество «Российские железные дороги» определяют стратегию до 2030 года. Аналогичные программы создаются во всех отраслях. Это и есть возвращение к плану, к проектному сознанию, которое почти исчезло во времена нашей «большой депрессии». Я встречался с главнокомандующим Военно-морским флотом, и мы говорили о том, что создание нового российского флота требует не только понимания и предвидения будущих угроз, но и осмысления мировой цивилизации в целом, тенденций в геополитике, в мировой культуре, в перемещении центров мирового влияния. Такие корабли, как авианосцы, не строятся за год-два. Это проекты десятилетия, требующие вложения десятка миллиардов долларов каждый. Он тянет за собой не только создание судна-носителя, но и авиационной группировки. Мы должны понимать, каким будет мир в двадцатом году. Нужен ли нам один корабль, или целая группировка. Мы оснастим этот корабль технологиями, которые должны быть адекватны реальности двадцатых годов. Для этого нужны проектные замыслы и носители этих замыслов. И то, и другое у нас есть.
А.П.: Строительство современных лодок и авианосцев, в отличие от производства пылесосов и электробритв, определяется глубинными сдвигами цивилизаций. За последние двадцать лет в России произошли глубинные сдвиги, зачастую неблагоприятные для нас. Нас выдавили с юга, удалили от «теплых морей», выстраивают кордон от Балтики до Черного моря. Мы теряем позиции на Черном море. Мы все более и более становимся нордическим народом, северная компонента России возрастает. Как судостроение откликается на эту новую реальность?
А.Б.: Не вполне с вами согласен, когда вы говорите, что нас выдавили с Черного моря. Хотя, конечно, у нас сейчас нет средиземноморской эскадры, и мы отказались от баз в Индийском океане и в Красном море. И, конечно, состав флота существенно уменьшился по сравнению с советскими временами. Флот во многом прижался к берегам России, обеспечивает безопасность в морской и ближней океанской зоне. Мы будем вынуждены строить океанский флот, Россия неизбежно вернется в Мировой океан. В советское время суда океанского класса строились на Украине, в Николаеве. Если мы решим строить авианосец в России, это будет первый российский авианосец, весь, до последнего винта. Мы укрепляем свои позиции на Черном море, создаем базу флота в Новороссийске. Укрепляемся на Каспии. Договариваемся с соседями о транспортировке каспийской нефти на судах, построенных в России. Ибо ни одно государство Каспийского региона, кроме России, не способно строить такие суда. Строительство второй очереди Волго-Донского канала расширит диапазон таких перевозок. Характеристики канала будут учитывать будущие параметры этих судов. Мы и теперь демонстрируем российский флаг в Мировом океане. Визиты российских кораблей в другие страны расширяются с каждым годом. Наши лодки заходили в порты Франции. Мы бываем в странах Юго-Восточной Азии, проводим маневры на Средиземном море. Мы будем строить не просто фрегаты и корветы, действующие в морской зоне, но и эсминцы, крейсера, большие десантные корабли для океанских широт, и такие корабли уже закладываются на стапелях. В океане ходят не только боевые корабли, но и сухогрузы, танкеры, перевозчики сжиженного газа. Мы лидируем в строительстве танкеров ледового класса, здесь у нас нет конкурентов. Некоторые зарубежные проекты реализуются на наших верфях.
А.П.: В советское время я был, быть может, единственным писателем-технократом. Литература не желала замечать великих инженерных проектов, могучих строек, космических кораблей и атомных станций. Литература была деревенской, оплакивала разрушение деревенского уклада, гибель природы. Другие писатели критиковали социальные стороны жизни, стремились к либеральным ценностям. Культура отвернулась от машины, и машина стала беспризорной, бездуховной, бесчеловечной. Быть может, в этом причина Чернобыля, причина краха всей советской мегамашины. Нынешняя культура еще больше враждебна технике. Она ориентирована на утонченные и часто порочные наслаждения, на эгоизм, одиночество, нигилизм, отрицающие большую коллективную работу, в которой созидаются машины. Создание нового технократического уклада потребует адекватной технократической культуры. Художник, писатель должны восхититься лодкой, задуманной академиком Спасским, как когда-то Андрей Платонов восхищался паровозом. Вы не чувствуете необходимости этого?
А.Б.: Согрешу, если скажу, что думаю об этом каждую минуту. Но иногда задумываюсь. Сегодня в судостроении трудятся около 200 тысяч человек. Это жизни, судьбы, коллизии, идеалы, нравственные и трудовые поступки. Я смотрю на лодку, которая соскальзывает в воду, покидая стапель. Какая же она красивая, благородная, могучая. В ней красота античной статуи, могущество вулкана, утонченность человеческой мысли. Она – шедевр. Она может вдохновить художника, музыканта, писателя. Не случайно сегодня многие фотографы, кинооператоры с восхищением снимают современную военную технику, создавая свою художественную эстетику. Не думаю, что, если бы молодой писатель оказался среди многотысячного коллектива верфи, погрузился в атмосферу труда, он не нашел бы там своих героев. Технократы нуждаются в понимающих их художниках. Машина нуждается в эстетическом и философском осмыслении. А российские директора, инженеры, рабочие, сохранившие промышленность в тяжелейшие годы разрухи, являются истинными героями. Силой писателя не загонишь на завод. Но если страна действительно переживает технократический подъем, то неизбежно появится адекватное искусство.
А.П.: В двадцатые и тридцатые годы в Советском Союзе протекали параллельно три важных процесса. Совершалась промышленная революция, создавались бесчисленные машины и небывалые производства. Одновременно возникло авангардное искусство, одухотворявшее машину, наделявшее машину душой, снимавшее противоположность между машиной и природой. И, наконец, существовали философы, идеологи, утверждавшие, что с помощью техники созидается небывалое, чуть ли не райское будущее. Техника приближала рай на земле, приближала бессмертие. Что сегодня? Мы просто устраняем разрыв между Россией и Америкой или с помощью техники созидаем нашу уникальную русскую альтернативу?
А.Б.: Мы самобытны. Русская цивилизация всегда самобытна, и мы идем своим путем. Технологии могут быть интернациональны, кооперация может носить глобальный характер, но российское общество будущего останется неповторимым, будет основано на великих заветах нашей национальной культуры и религии. Это будущее еще не просматривается. Много противоречий, несовершенств, но только единое, нацеленное на общую идею, на общенародное благо общество сможет овладеть великими технологиями и выиграть сражение за будущее.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии