Среди огней сердца самый яркий пламень самопожертвования. Именно этот доспех отвращает стрелы вражеские и создает прославленную неуязвимость. Огонь мужества – лишь часть пламени самопожертвования. Конечно, самопожертвование не значит непременно принесение себя в жертву, но оно соответствует готовности победить за дело Высшего Мира.
Живая Этика
«Влекущих книзу желаний» меньше в лесной пустыньке, чем в Радонеже, но зато, как свидетельствует опыт мирового монашества, неимоверно усиливается напор темных сил (бесов, по христианскому словообозначению), действующих и на мысль, и на чувства отшельника. Варфоломею – а он, конечно, знал и готовился к этому – предстояло теперь испытать на себе силу мракобесов.
Сергий остался один против всей тьмы. Бог в самом деле стал его главной защитой и единственной надеждой. «Вера или Смерть» мог бы начертать Сергий на своем щите. Так же грозно история поставила тогда вопрос и перед Русью. Сергий понимал это и сопрягал подвиг со всеобщей потребностью в укреплении веры. Величие подвига и подвижника измерены его готовностью принести максимальную жертву. «Учитель советует узнавать свои размеры по жертве, принятой сердцем добровольно. Как велик закон такого добровольчества? Он определяет будущее от малого до большого и до великих событий» [72]. Отшельнические годы испытаний заложили фундамент всех дальнейших подвигов Сергия.
Агиограф сообщает, что инок Сергий отразил множество бесовских нападений, но рассказывает только о двух. Мы поймем его самоограничение, если примем во внимание, что в середине XV века читатель (слушатель) имел возможность ознакомиться с житиями многих святых, и в них были описания борений с нечистой силой. Но главная причина все же в другом. Епифаний следует своему методу «дать от многа мало».
Рассмотрим оба рассказа. Один из православных знатоков «злых духов» утверждает, что их тактика борьбы предусматривает нарастание напряжения, и потому главные силы темных подключаются к борьбе не сразу, а, как правило, в момент ее наивысшего накала [73]. Возможно, так действовали силы тьмы и против Сергия, но агиограф, выбрав лишь два эпизода, начинает с рассказа о нападении, в котором участвует сам Сатана. Возможно, конечно, что владыка тьмы, зная, какой Дух воплотился в облике инока Сергия, применил иную, более жесткую тактику. «Ночью пришел Сергий в церковь, желая отслужить заутреню. Но только начал петь, как внезапно раздвинулась стена церковная, и вот вошел сам дьявол со множеством бесов-воинов... они были в литовской одежде и в литовских островерхих шапках; они ринулись на преподобного с намерением разорить церковь... до основания. ...Скрежеща зубами, они хотели убить его, и кричали: «Убегай, уходи отсюда и больше не живи здесь, на этом месте: не мы нападаем на тебя, но ты пришел сюда и напал на нас. Если ты не убежишь прочь, мы разорвем тебя, и ты умрешь в наших руках и больше не будешь жить» (ПЛДР, сс. 306-308). Гоголь в «Вие» впечатляюще показал, какое великое напряжение душевных сил и какая вера, не знающая сомнений, требуются, чтобы выдержать нападение мракобесных сил во главе с князем тьмы, мощь которого очень велика. Сергий, прервав песнопение, обратился к Богу с молитвой о помощи, которая была ему оказана. «Дьявол и все бесы исчезли». Епифаний здесь упоминает в одном ряду со Святой Троицей, «помощницу и заступницу Святую Богородицу» (с. 308). Таким образом Сергий «победил дьявола», как «Давид Голиафа» (с. 308). Никоим образом не умаляя значение помощи Свыше, мы хотим отметить, что ее в полной мере получает лишь тот, кто путем самосовершенствования развил в себе такую силу духа, которая в состоянии воспринять мощные тонкие энергии Высших Сил. «Силы духа и есть те токи духа, по которым различные энергии доходят. Мощь неземная заключена в Носителях этих токов. Дух и сердце, которые насыщаются этими токами, противостоят многим нападениям. Часто Мы наблюдаем, как одинокий путник на Пути Служения мог отражать напоры тьмы. Силы духа дают мощь действия чувствознанию. Токи духа есть связь с Высшими Силами» (74). По прошествии нескольких дней бесовская свора вновь напала на Сергия. Когда он в «хижине стоял на всенощной молитве, ...внезапно послышался шум, и грохот, и волнение, что-то возмущенное и страшное, не во сне, а наяву. И вот множество бесов пошли на блаженного гурьбой, вопя беспорядочно и угрожающе: «Уходи, уходи с этого места! Что ища, пришел ты в эту глушь? Чего ты добиваешься, сидя в этом лесу? Не начинаешь ли ты тут жить? Не надейся тут жить. Это место, как сам видишь, пустынное, пустое, непригодное, от людей далеко, ни один человек не ходит сюда. Не боишься ли ты, что умрешь тут от голода или найдут и убьют тебя душегубы-разбойники? Тут много и хищных зверей, и волки злющие стаями приходят сюда, и многие бесы пакостят тут, и страшилища многие тут появляются... И разве надо тебе, чтобы звери... съели тебя, или чтоб ты умер какой-либо иной бесполезной, некрасивой, напрасной смертью? Беги отсюда, скорее, не раздумывая... – не то мы тебя прогоним или умертвим» (ПЛДР, сс. 308-310). Настоящая психическая атака, которая продолжалась, по «Житию», около часа, до тех пор, пока не пришла «Божья помощь». В ответ на непрестанные молитвы Сергия: «...внезапно осенила его сила и быстро разогнала лукавых бесов» (с. 310). Сергий вполне сознавал, что победа досталась ему благодаря помощи Свыше, и поэтому «вознес великую благодарность Богу» (с. 310). Бесовские нападения не пустая выдумка, а реальность Тонкого Мира, нижние (адские) слои которого заселены темными сущностями, продолжающими и там служить злу, как они служили ему на Земле в плотном теле. По закону вибраций они легко распознают праведников и запугивают их (иногда до смерти), являясь в виде страшных призраков. Князь тьмы использует, когда ему нужно, силы т. н. ада в своих целях. Нет непроходимой границы между мирами. Человек живет в постоянном соседстве с тонкоматериальными существами, и дети нередко видят их.
По словам автора, «дьявол, зломудрец» (с. 310) уже тогда знал цель Сергиева подвига, и знал конкретно, чего надо опасаться: «Хотел же дьявол прогнать преподобного Сергия с этого места, завидуя спасению нашему (выделено мною. – А. К.), и вместе с тем боясь, что он, осененный Божьей благодатью, возвысит это место, и своим терпением воздвигнет тут монастырь, ...обитель священную, и населит ее монахами» (ПЛДР, с. 310). Но лукавый, хотя и предчувствовал свою неудачу, вовсе и не думал прекращать «брани» против Сергия. Бесы не ушли с Маковецкого холма, не оставили своих кознодейств, а лишь сменили оружие нападения. Агиограф упоминает, что Сергию они являлись иногда в виде зверей и змей. О змеях ничего конкретно не сказано, а о зверях есть небольшой рассказ: «Много зверей» было в тех глухих местах, «одни стаями выли, ревели вблизи, другие бегали мимо... одни бывали в отдалении, другие приближались к нему и окружали его, словно обнюхивая» (с. 312). Но звери не бросались на него: его аура была надежной защитой. По этой причине ни один высший йог никогда не был убит хищными зверями, которые, чувствуя силу его психоэнергетической защиты, как правило, даже не пытаются напасть на него. Если же такое случится, то зверь погибает от удара тончайшей энергии йога, хотя на теле пораженного не остается при этом никакого следа [75]. Некоторые звери инстинктивно держатся от йога в отдалении (особенно кошачьи породы), некоторые, напротив, тянутся к нему.
Агиограф рассказывает, как один медведь повадился регулярно ходить к Сергию за хлебом, будто преподобный был ему что-то должен: «Много раз бывало и так, что хлеба не было у блаженного, тогда голодали оба, и человек, и зверь. Иногда же Сергий отдавал ему последний кусок,... а сам голодал» (с. 312). Откуда вообще доставал Сергий хлеб и другую еду? Тут ему, несомненно, пригодился опыт самостоятельного хозяйствования в радонежском доме. Он умел выращивать злаки, молоть зерно и выпекать хлеб, как умел, конечно, возделывать огород и заготавливать овощи на зиму. Медведь скрашивал одиночество отшельника, не искушая его молчания, и благородный Сергий отдавал зверю последний ломоть хлеба. В мирных отношениях Сергия с медведем заложен, помимо прямого, еще и всемирный символический смысл – модель будущего сотрудничества человека в Шестой Расе с животным миром. Природа – первое творение Бога – всегда нуждалась (а ныне особенно) в помощи венца творения - человека.
Нередко можно встретить в литературе о Сергии мысль о том, что во время отшельничества он проходил искус молчания. Это неверная мысль. Сергий не налагал на себя обета молчания, то есть искусственных уз на сердце и сознание. Напротив, он был немолчащим отшельником, так как постоянно собеседовал с Богом и «беседовал» с Природой, познавая себя и мир. Торжественное Безмолвие Природы благоприятствовало слиянию его сознания с Высшим, совершенствованию богомыслия и духоразумения, а природные потрясения и трудности учили мужественно преодолевать препятствия. Сергий ушел в лесную пустыньку не ради молчания, а ради самосовершенствования, ради закала духа. Этому, конечно, способствовало естественное в условиях пустынножительства воздержание от слова, но оно не имело характера отречения, не было абсолютным.
Епифаний, будучи сам монахом, хорошо знал и потому уделил немалое внимание сугубо монашеским, острым проблемам воздержания от пищи и половому воздержанию. Современному читателю, знакомому хотя бы по литературе с лечебным голоданием, не надо доказывать полезность для здоровья ни регулярного постничества, ни периодического голодания. Ему не покажется подвигом намеренное семидневное голодание Сергия после пострижения (одна просфора в день, но не сказано о воздержании от воды): ему известны значительно более длительные и притом весьма целительные голодания. Но, наверное, он оценит по достоинству бесстрашие и вместе сострадание Сергия, проявляемые им постоянно в общении с голодающим медведем, привыкшим приходить за едой к лесной хижине и получавшим ломоть хлеба даже тогда, когда никакой пищи не оставалось у Сергия для себя. Так воздержание возвысилось до жертвенности, и человек приручил зверя, признав в нем меньшого брата, слабейшее существо. Отметим особо, что Епифаний, рассказывая о воздержании, не упоминает ни о телесных самоистязаниях, ни вообще о крайних формах аскетизма.
В наше время свободной торговли телом следует сказать особо о половом воздержании. Для Высокого Духа, воплотившегося в Сергии, оно было неизбежным следствием предызбранной, монашеской формы служения Богу и ближнему. Судя по другим, немонашеским воплощениям Того же Духа, Он не был сторонником полового воздержания, но придерживался в этом вопросе меры, стремясь к целесообразному расходованию жизненной субстанции, так как знал о ее мощи, способствующей развитию духовных сил. «Если мы сравним двух индивидуумов, из которых один тратит жизненную субстанцию, а другой сознательно бережет ее, то поразимся, насколько аппарат духа второго развивается чувствительнее. Качество работ становится совершенно другим, и количество замыслов и идей растет. Центры солнечного сплетения и мозга как бы подогреваются невидимым огнем» [76]. Для Сергия-монаха половое воздержание было немалой силой, способствующей ускоренному развитию психоэнергетических центров и их гармонизации. Агиограф весьма необычно осветил борьбу Сергия с мощной оддической энергией. Но мы скажем об этой борьбе позднее (см. главу 8.3), так как сам рассказ отнесен к последующим годам, когда к Сергию стали приходить монахи, и он стал создавать монастырь.
Поединок между темными силами и Сергием, длившийся приблизительно два года, завершился его победой. «Зря трудился дьявол... вместе со своими бесами»: они «не смогли хотя бы привести в ужас этого твердого душою, храброго подвижника» (ПЛДР, сс.310-312). Редкостное бесстрашие! И проявилось оно, и утверждалось не раз и не два, а многократно в течении двух лет, как необходимейший доспех Сергия. Этот цветок духа вырастает в душе, преданной Богу.
Неколебимая вера в справедливого Бога и бесстрашие перед лицом мощного врага – именно такие духовные качества неотложно надо было воспитывать тогда в русском человеке вместо малодушной покорности, насаждавшейся поработителями и подпитывавшейся застарелыми раздорами между князьями Руси. Именно таким противовесом духовной эрозии народного самосознания должен был стать и стал Сергий Радонежский. Своей жизнью, трудом и борьбой он доказал, что истинная вера и сотрудничество с Высшими Силами побеждают любой страх, любые козни Князя тьмы.
Крепкая вера, устремление к общему благу и бесстрашие в борьбе с врагами непременно вызывают отклик Бога, и к подвижнику приходит помощь. Таково Совершенное Сердце Космоса – прочнейшая гарантия справедливости. Однако не каждый, кто считает себя верующим, может так, как инок Сергий, твердо надеяться на помощь Бога. Бог отказывает в ней «слабым и ленивым» (ПЛДР, с. 314) и тем, кто делает «недобрые дела» (там же). «Рука Моя лишь над твердыми. Слабость и легкомыслие рождают предательство»^?]. Отсюда следует, что если даже такие люди регулярно ходят в церковь, соблюдают обряды, делают вклады в церковное хозяйство – все равно они не могут надеяться на помощь Свыше. Благолепие бывает полезно на Земле, на Небе же надо искать справедливость. Автор делает вполне логический вывод, утверждая, что, если б вера Сергия не была истинной, он «не дерзнул бы» жить «одинодинешенек... в лесной пустыньке» (с. 314), не дерзнул бы подвергнуть себя тяжелейшему испытанию.
Ни Стефан, ни тем более ленивые насельники удобножитных монастырей не были беззаветно верующими людьми. Однако именно Стефан, а не Сергий быстро сделал церковную карьеру, потому что для таких, как он, были благоприятными тогдашние религиозно-общественные условия. Варфоломей это осознавал и не пошел в особножитный монастырь, а избрал древнеиноческий путь пустынножительства: не жизнь для себя, а жизнь для Бога и людей. Выходит, надо углубить понимание причин расхождения путей монашества на Руси. Дело не только в страхе Стефана и подобных ему перед невзгодами и невыгодами жизни в лесной глуши, а, главным образом, в их себялюбии и в неготовности к жертве за веру. Страх страхом – его не следует сбрасывать со счетов, но гораздо существеннее отсутствие самоотверженной веры в Бога. В такой вере был корень исцеления от всяческого зла, – в монашестве, обществе и государстве.
Мы не будем касаться славословий, которые адресованы Богу, но рассказ о молитвах Сергия рассмотрим внимательно. В них нет льстивого восхваления Бога. Они исполнены искренним, горячим чувством благодарности Ему за спасительную помощь в борьбе с темными силами. Каждый воспитанный человек не преминет искренне поблагодарить другого за любую, пусть самомалейшую помощь, и потому он поймет всю силу чувства, которую Сергий вкладывал в сердечную молитву признательности Богу за Его помощь, всегда своевременную, всегда необходимую. «Преподобный, видя, как Бог покрывает его своею благодатью, и денно и нощно славил Бога, посылая благодарные хвалы Ему, Который не перекладывает зло грешных на жребий праведных и не дает им непосильных искушений» (ПЛДР, с. 314). Иначе говоря, Сергий благодарил Бога за справедливость, за то, что испытания были соразмерны силам инока. Сергий никогда ничего не просил для себя, исходя из убеждения, что Бог знает все его тайные помыслы, и потому не нуждается в напоминании о них. Но разве нужна Творцу-Вседержителю какая-либо хвала, пусть даже благодарная, а не корыстная или суесловная? Да, благодарная, мы полагаем, нужна Ему и людям, так как, насыщая, укрепляя пространство мыслеобразами блага, она, по закону притяжения подобного к подобному, увеличивает силу духа людей, сердца которых открыты для восприятия добра.
«Но особенно Сергий возлюбил молиться наедине, часто, прилежно и тайно... собеседовать с Ним, ...приближаясь к Нему и просвещаясь от Него благодатью» (ПЛДР, сс. 314-316). Собеседование с Творцом наедине и в молчании неосновательно, мы думаем, интерпретировать как увлечение подвижника исихазмом. Можно взглянуть на это просто. Сергий молился так, как советовал Христос, «в духе и истине» [78]. Одиночество развивает склонность к непосредственному собеседованию с Богом. Отсутствие упоминания об общепринятых молитвах вовсе не означает, что Сергий не прибегал к ним принципиально, что он всегда молился только своими словами. Во всяком случае, он не мог отвергать молитвы «Отче наш», данной Христом.
Вопрос об исихазме Сергия неоднократно поднимался в исследованиях о нем. Ни к магии, ни к «умному деланию» он не прибегал, потому что не испытывал необходимости в этом. Причина в том, что он знал великую мощь сердца и сердечной молитвы. «Вы уважаете Св. Сергия, но разве Он где-нибудь допускал магию? Он даже не разрешал умное делание, но между тем Он имел пламенные видения. Лишь труд, как возношение сердца, допускал Он. В этом Он опередил многих духовных путников. Мы говорим о сердце, но именно Он нашел силу этого источника. Даже страхованиям он противостоял не заклинаниями, но молитвою сердца» [79].
Собеседование с Богом нельзя понимать буквально, как мысленный обмен мнениями с Творцом Неба и Земли. Но не будет преувеличением предположить, что на вопросы Сергия давались (внушались ему) ответы Тех, Которые послали Вестника к отроку Варфоломею. Эти собеседования помогали переносить одиночество и, как сказано в «Житии Сергия», просвещали его. В пустыньке Сергий продолжал усиленно учиться, «он часто читал святую книгу, чтобы извлечь оттуда добродетельную пользу» (с. 314) и чтобы усовершенствовать ум изучением «сокровенной мудрости».
Итак, духовно-нравственной облик Сергия в 28-30 лет очерчен довольно полно. Он обладал неколебимой верой в Бога-Творца, в его всемогущество, справедливость и милосердие, в его помощь достойным людям; он считал себя духовным учеником Христа – и на деле творчески укреплял его заветы; он был человек сильный духом, прямой, правдивый, бесстрашный и осмотрительный, самоотверженный и сердечный, готовый и способный переносить любые жизненные испытания; Сергий быстро развил в себе мощные психические силы, благодаря чему успешно отражал атаки темных сил во главе с самим Князем тьмы, и ни один зверь не отваживался на него нападать – верный знак того, что в земную жизнь он пришел с высоким духовным потенциалом. Об этом же, бесспорно, говорит и твердое осознание смысла и цели своей жизни – самоотверженное служение Богу и ближним, укрепление веры народа в Бога и в Его спасительную помощь. Сергий отвергал любые крайности, в том числе и жестокий аскетизм, будучи адептом уравновешенного пути самосовершенствования. Он был трудолюбив, владел многими ремеслами, и потому смог обеспечить свое бытие в диких условиях. Сергий смотрел на Природу и на весь тварный мир как на прекрасное произведение Вседержителя, которое надо любить и хранить, и потому, в частности, считал необходимым и полезным делиться последним куском хлеба с голодающим медведем. Сергию была чужда всякая самость – себялюбие, самомнение, жалость к себе – потому он, молясь, никогда ничего не вымаливал у Бога для себя; и по этой же причине он, сознавая свои исключительные способности, продолжал прилежно учиться по книге жизни и по святым книгам.
Сердечная молитва – мост между мирами – была важнейшей основой его жизни. Подвиг стал его лучшей молитвой без слов, очищающей сердце и разум от всяческой шелухи. Свой подвиг он соединил с практическими потребностями воспитания народа.
Словом, Сергий был настоящим подвижником. Мы, однако, погрешили бы против истины, если бы еще раз не остановили внимание на чрезвычайно характерной особенности его души: он «все испытания переносил с радостью, ...без обиды, уныния и сожалений» (с. 312). Мы уже говорили, что такое сознание есть следствие убеждения в благости всех испытаний, ниспосланных Свыше, что такое чувство есть особая мудрость. Добавим теперь кое-что к сказанному. Каждый врач знает целительную силу радостного самочувствия больного. В ровной, светлой жизнерадостности Сергия – одна из причин его крепкого здоровья. Радость была одеянием его подвига. С чувством мудрой радости он трудился, молился и боролся с врагами. Каждое утро, радостно и торжественно встречая вместе с птичками восход солнца, он напитывал свое сознание, свой организм могучей силой благодати. Благотворно, многообразно действие истинной радости на человека. Потому великий Платон и приравнивал ее силу к силе любви.
Опыт Сергия-отшельника необычайно полезен для каждого, желающего самосовершенствоваться в духовном развитии. Сергий и ныне говорит людям: чтите Иерархию Света, трудитесь на Общее Благо с ровной, спокойной радостью, отбросьте лень, сомнение и самомнение, уныние, раздражение и гнев, учитесь у птичек приветствовать каждый день бытия вашего и Творца бытия. Радонежский, нет, не случайно он из Радонежа, а не с Угрюм-реки: в замыслах Владыки нет мелочей, все изысканно продумано и целесообразно. Никогда, даже в пору отшельничества, преподобный Сергий не утверждал своим примером сухого, замкнутого на себя аскетизма. Он жил в тесной келье, вдали от людей, быт его был непритязательно прост, душа была открыта всему живому в мире, дух всегда устремлен к звездам, к Творцу, на общеполезный подвиг. Кто-то, скоропалительный, подумает: два или три года непрестанного напряжения – и готов новый, просветленный, совершенный человек. Так, де, и я могу! Так вообще можно «делать» новых людей! Терпение, и еще раз терпение. Не забудем, друг, о накоплениях опыта в «Чаше», переходящих из жизни в жизнь, и о том, что не каждый, далеко не каждый всегда, во всех жизнях, развивает свой дух по восходящей спирали. Именно здесь-то и скрыта истина. «У сияния Матери Мира очевидность нашего бытия, как песчинка, но накопление Чаши подобно сияющей горе» [80]. Великий дар, божественный, вложен в человека изначально (зерно духа, или искра Божья), и потому самосовершенствование – высший долг человека, требующий неустанного труда, великого служения Богу и ближнему. И тогда непременно придет день, когда вы окажетесь «на Маковце», на очень высокой ступени духовно-нравственного восхождения, познания себя и Мира. Тогда обретете вы знание духа – способность мгновенного постижения истины.
Пустынножительство создавало исключительно благоприятные условия для ускоренного развития и гармонизации психо-энергитических центров Сергия, а на этой основе – для достижения духоразумения и духовидения, то есть для обретения знания духа. «Не выдуманной формулой, но неописуемой мощью духа слагаются возможности новые» [81].
Два – три года жил инок Сергий отшельником, то есть около тысячи самоотверженных дней неустанного труда, духовного и физического. Самоуглубленной тишины, дисциплины духа и воспитания сердца в любви к Богу и Его первому творению – природе. Мужественного преодоления препятствий и невзгод, бесстрашной борьбы с мракобесами, с порождениями хаоса, со стихиями. Один против всех? Нет, не один, а в сотрудничестве с Высшими, добрыми, светлыми силами. И в этом был залог его великой победы: он проводил «высший из опытов – опыт над собой» [82]. Он «знал великое обострение чувств... Он никогда не жалел себя, и такое качество не было умственным, но сделалось природою» [83].
Два – три года были необходимы Сергию, чтобы у него открылись все психоэнергетические центры – лучший доспех духовного воителя для успешного ведения жизненных битв, неотделимых от его труднейшей земной миссии. Сергию было около 30 лет – возраст йогической зрелости. Подобно Христу, он вовремя вышел на свой предопределенный Свыше путь: «...до 30 лет не все центры могут функционировать без вреда сердцу» [84] и «...не все центры готовы для высших проявлений» [85]. Подвиг во имя Общего Блага был краеугольным камнем, на котором Сергий воздвигал великое будущее. И своей Родины, и свое.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии