Что мы знаем о Вьетнаме сегодня? Чаще всего эту страну вспоминают в связи с военными действиями США. Но удивительно, что в самом Вьетнаме о событиях полувековой давности стараются не вспоминать. С чем связано это молчание? Почему гражданская война во Вьетнаме не была известна в мире? Об этом рассказыватье Борис Кагарлицкий.
Борис Кагарлицкий, специалист, директор Института глобализации и социальных движений:
Вообще, я очень давно хотел попасть во Вьетнам, по понятным причинам, во время моего детства была Вьетнамская война, соответственно, Вьетнам был каждый день в новостях - мы о нем слышали, мы о нем думали и, кстати говоря, был тот редкий достаточно случай, когда, скажем, настроение общества советского и официальная политика, в общем-то, совпадали.
Было понятно, что вьетнамцы, действительно, маленькими силами, маленький народ, маленькая страна, ведут борьбу против огромной мощной державы и эту борьбу выигрывают. Само по себе, это было настолько поразительно и настолько героично, и настолько по настоящему, что люди этим проникались и относились к этому очень серьезно и позитивно. В смысле победа вьетнамцев была воспринята очень серьезно, позитивно, искренне советским обществом. На Западе тем более. Понятно, что для западных левых война во Вьетнаме – это было культовое событие, это было событие, которое сформировала целое поколение левых активистов, кстати говоря, интеллектуалов тоже.
Поэтому для меня, например, и для моих западных коллег, которые приехали в Ханой на конференцию, посвященную кризису и новым моделям развития, это было главное, что мы, конечно, знали о Вьетнаме, и что нас привлекало во Вьетнаме. К нашему удивлению, мы обнаружили, что вьетнамцы об этом говорить не хотят, то есть, когда я или кто-то из западных коллег начинал говорить на эту тему, то вдруг наталкивался, особенно среди молодых, на какую-то такую дистанцию, причем дистанцию даже не негативную, а дистанцию непонимания, то есть вы говорите о том, что вам интересно, нам это не интересно. И потом кто-то из вьетнамцев сформулировал очень четко - что для старшего поколения - это травматический опыт, который они стараются забыть и пережить, потому что - это неприятная ассоциация и не хочется о нем говорить, и не хочется это вспоминать, не хочется вспоминать, как они прятались под бомбами, не хочется вспоминать, как им было голодно и плохо, а для молодого поколения - это вообще что-то незнакомое, потому что в школах об этом не так уж много говорят, это не тема, которой постоянно грузят, пропаганда, потому что во Вьетнаме, наоборот, сейчас главная тема, иная - сейчас это открытость, дружба со всем миром, преодоление прошлого и, с другой стороны, есть еще один момент, который очень важным оказался для вьетнамцев и который мы извне не очень понимали. То есть мы-то видели это, прежде всего, как войну Вьетнама против США, но вьетнамцы прекрасно понимают, что это была еще и гражданская война, это еще была война разделившая страну, это была война севера и юга, и поэтому, теперь, когда произошла консолидация, одно из направлений идеологических - это попытаться снять эти все противоречия, эти разделения, забыть вообще, что Вьетнам был разделен на две части, соответственно. Война - это не то, о чем молодежь должна думать и говорить, поэтому, когда мы, скажем, с молодыми вьетнамцами разговаривали, они с большим интересом слушали, да, для вас это так важно, и мы начинаем вспоминать события, и они говорили: «Да, Вы столько знаете, мы знаем гораздо меньше и мы об этом не думаем, нас об этом не учат». При всем том, что вот это преодоление прошлого, то, что называется, оно приводит к поразительным совершенно вещам.
Когда мы в последний день вышли поужинать на озере, там стоит очень милый, недорогой, но очень приличный ресторан на дебаркадере. Дебаркадер – этот называется "Потомак". "Потомак" - это вообще название американского броненосца знаменитого, который сыграл очень большую роль в истории военно-морского флота США. И когда по этому поводу начал возмущаться англичанин, присутствующий экономист английский, то вьетнамка, которая была с нами, она очень удивилась, просто большими глазами она посмотрела, и сказала:«А что такого? В чем проблема?». Может быть это, кстати говоря, и неплохо, что нету вражды к США, к американцам, как к народу, как к стране, это как раз может быть и хорошо, но все равно это звучит довольно дико, в условиях Ханоя. Но, правда, тут недалеко, она показали нам еще и мемориальную доску, что вот здесь вот упал самолет МакКейна, и это тоже вроде как такая радость, не то, что сбили этот самолет, а что вот именно МакКейн здесь был. Здесь был МакКейн.
Но при этом вьетнамцы, вообще, производят очень двойственное впечатление, потому что, с одной стороны - вот это стремление, во что бы ни стало, открыться миру, стремление, во что бы то ни стал, войти в современную мировую экономику, стать ее частью, в этом смысле, похоже, конечно, на Китай – дешевая рабочая сила, бурный рост производства был, до начала экономического кризиса, к амортизации всеобщей, которая тоже налицо. С другой стороны, все таки - это не Китай, по многим признакам страна отличается, потому что все-таки гораздо более свободные дискуссии, мы говорили тоже с официальными людьми, но они признавали гораздо больше проблем, чем скажем, китайские эксперты, официально их признают, они говорили о забастовках, которые имели место на предприятиях, они говорили о, разного рода, конфликтах и противоречиях, об экологических последствиях, достаточно тяжелых, которые имеют это развитие, и то есть они говорили гораздо откровенней и честнее, чем китайские коллеги. В общем, у меня в принципе не было ощущения, что от меня что-то принципиально скрывают. Это вот гораздо большая легкость в общении, гораздо более доброжелательность, ну, просто люди гораздо менее обременены вот этим вот грузом потребления, может быть, грузом карьеры. То, что в Пекине очень сильно видишь - идешь по городу и видишь этот город очень усталых людей, сосредоточенных на потреблении и карьере. Вот это просто в глазах написано, во Вьетнаме гораздо более расслабленные люди на улице, они как-то шатаются, не то чтобы без дела, но вот как-то легко. Они сидят на улицах, едят, заставляют своими табуретками все, проезжие даже части иногда, вот точно все пешеходные части. А еще одна особенность ханойской улицы, что резко, скажем, отличает Ханой от Пекина - Пекин застроен современными домами: старый город по большей части снесли, кроме, опять же некоторых районов, где они специально его, как бы, реконструировали, то есть сделали такой Арбат, например, в центре Пекина, который вроде бы очень красивый, очень яркий, очень симпатичный, но все-таки искусственный, специально вот для прогулок, для туристов, для коммерческих вещей, а такого настоящего аутентичного азиатского города в Пекине осталось очень мало. А вот в Ханое, ничего подобного - в Ханое традиционный азиатский город, с узкими улочками, который, вдруг каким-то странным образом, выводит Вас на квартал, который напоминает вам Париж, но этот Париж занимает один-два квадратных километра, и потом опять Вы попадаете в настоящую, полноценную Азию. И одно отличие азиатской улицы, которое всегда, конечно, поражает, в отличие от европейской улицы, чего нет в Пекине – это то, что азиатская улица пахнет едой: там едят на улице, там всюду какие-то кафе, там люди просто в своих лавках едят и варят супы, и тут же едят. И вот, когда ты идешь по улице, ты чувствуешь запахи, ты чувствуешь что здесь варят пельмени, здесь лапша, здесь курица, здесь креветки, и вот так вот вся улица. И вот этим, конечно, Ханой поражает и делает прогулку по городу невероятно приятной и, я бы даже сказал, захватывающей. Это огромное количество мелких лавочек, которые всюду работают, и что резко отличает, допустим, Ханой от Пекина – то, что в Пекине это крупные сети, то есть в Пекине виден современный капитализм, а во Вьетнаме больше какого-то традиционного докапиталистического рынка раннего, который гораздо симпатичней, гуманней и человечней. И в то же самое время среди интеллектуалов более старшего поколения, скажем, вопрос о социализме, о том, насколько рынок совместен с социализмом, сохранится ли социалистическая ориентация - это все по- прежнему актуально обсуждается. В Китае я таких дискуссий не слышал. Во Вьетнаме видно, что люди гораздо беднее, предположим, чем в Пекине, во всяком случае, я говорю о Ханое, сравнивая с Пекином, но, с другой стороны видно, что уровень равенства достаточно высокий, потому что видно, что люди одеты бедно, но нету босых, нету нищих, нету людей оборванных, нету людей, которые, ну, просто вот явно голодают. В Китае вот эти вот социальные разрывы они видны и, даже при том, что в Пекине видно достаточно большое благополучие, достигнутое за последнее время, за 15-20 лет, но это благополучие видно на фоне невероятно растущего и абсолютно наглядного разрыва между богатеющими и остающимися бедными, и вот этa вот взаимная неприязнь между людьми, она просто видна в глазах. Вот как, например, скажем, девушка подметающая в кафе - вот она смотрит вслед человеку, проезжающему в богатой машине. Просто в глазах такая ненависть, что мне страшно стало, а во Вьетнаме есть какое-то добродушие и ощущение, того что, да, есть конечно разрывы, есть социальное неравенство, но абсолютно не в таких вот чудовищных масштабах, и не становящееся таким вот болезненным органом острым.
Поэтому, видимо, Вьетнам и Китай показывают нам не просто два образца одной и той же модели, а два варианта, которые в рамках вот этого посткоммунистического развития, в Азии возможны, и эти различия могут даже увеличиваться в ближайшее время.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии